— Ага! — Я хватаю Уильяма за руку, и мы бежим мимо статуи.

Пантера сидит высоко над дорожкой, на камне — слишком высоко, чтобы мы могли спрыгнуть. Но неподалеку от статуи начинается пологий спуск холма, и по нему мы выбираемся на улицу.

— Вот это было приключение, — радостно фальшивлю я.

— Мы сошли с тропинки.

— Да. Но это круто.

— Моя мама была бы недовольна, Эмилия.

— Ну так не говори ей.

Пока он размышляет, стоит ли вносить это пополнение в список наших секретов, я тащу его к выходу.

Я приказываю таксисту отвезти нас в оранжерею на Сто пятой улице. Будь я одна, то дошла бы пешком, но разве можно заставить маленького мальчика прошагать почти тридцать кварталов?

Мы проводим в саду немного времени. На мой вкус он чересчур официален, особенно северная часть с геометрически правильными кругами кустарника и фонтанами. Моя любимая часть — южная, английский сад, но зимой там мало интересного: почти все высохло, сморщилось и спит в ожидании весны и лета. Надо привести Уильяма сюда в конце апреля или начале мая, когда тропинки будут усыпаны розовыми лепестками дикой яблони. Весной здесь невероятно красиво.

Уильяму, которому поездка в теплом такси и мягкая булочка вернули расположение духа, нравится сад. Он задает сотни вопросов о цветах. Даже если бы весна была в разгаре и в воздухе кружились лепестки, я бы не смогла с достаточной точностью определить подвиды. Я говорю Уильяму, что в саду посажено двадцать тысяч тюльпановых луковиц и что в мае мы увидим их все в цвету. Эта цифра удовлетворяет его любопытство, хотя цветов он пока что не видит.

Когда проходим мимо фонтана в замерзшем пруду с лилиями, Уильям заявляет, что не знает, кто такая Фрэнсис Ходжсон Бернетт, и что не читал «Таинственный сад».

— Ужас, — отзываюсь я. — Это страшный пробел в твоем образовании, и я немедленно его заполню.

— «Таинственный сад» — книжка для девчонок, — возражает Уильям, пугаясь при одной мысли о том, что ему придется ее прочесть.

Но я намекаю, что, наверное, книга слишком сложна для него — и Уильям тут же требует ее купить.

Чемерица приводит его в восторг. Я надеялась, что мы увидим белые, розовые, зеленые, фиолетовые цветы, но еще слишком рано. Она расцветет через месяц.

— Они ядовитые, — драматическим тоном говорю я. — Если съешь листик или цветок, то умрешь. Можно подбросить кому-нибудь в чай.

— Нас арестуют, — возражает Уильям.

— Только если проболтаешься.

Он задумывается.

— И кого мы отравим?..

— Давай лучше вернемся в Северный сад, — предлагаю я.

Мы идем к фонтану Трех танцующих дев. Фонтан не работает, разумеется. Мы смотрим на него.

— Он красивее, когда включен, — говорю я.

— Эй, посмотри. — Уильям указывает на дальнюю часть сада, за фонтаном, посреди концентрических кругов кустарника. — Там снимают кино.

По ту сторону клумбы видны двое мужчин и женщина. Сначала мне кажется, что мужчины — близнецы. Оба лысые, с короткими бородками, в очках с толстой оправой, в теплых куртках — один в черной с оранжевым кантом, другой в оранжевой в черную полоску. Женщина, конечно, не лысая и не бородатая, но тоже выглядит частью этого «семейства» — она в красной лыжной шапочке, тяжелых ботинках, рваных джинсах и блестящих очках. Было время, когда я пыталась воспроизвести подобный эффект, хотя цифровые камеры, потрепанные кожаные портфели и люксметры, разбросанные на земле, окружают это трио артистической аурой, которой мне недоставало в дни походов по клубам.