Утверждаю совершенно серьезно: на высоте люди становятся непременно лучше. Никто здесь не склочничает, не жадничает, не «качает права». На высоте не до того! И еще: высота отдаляет тебя от начальников, прибавляет тем самым свободы. Если ж начальник уж очень ретив и норовит тебя достать радиоволной, всегда можно щелкнуть маленьким тумблерчиком, вырубить рацию и сделаться совсем свободным… Вот с такими примерно мыслями я вернулся из группового полета на потолок.

На Яке я впервые встретился с акселерометром — прибором, что регистрирует перегрузки, возникающие в полете, особенно на фигурах высшего пилотажа. Для тех, у кого может возникнуть вопрос: а что такое перегрузка? Наверное, помните опыт из школьной физики — учитель вертит на веревке ведрышко с водой, вода не выливается, даже если посудина взлетает к самому потолку. Так вот, если разделить величину центробежной силы, прижимающей воду к донышку ведерка, получится перегрузка. Применительно к авиации, за воду в фигурном полете «работает» летчик, за ведерко — самолет. Перегрузку в учебниках обозначают латинской буквой «g».

Теперь я открываю книгу «Летчик-испытатель» замечательного американца Джимми Коллинза и цитирую: «На этот раз я более резко взял ручку на себя. Прежде чем я успел освободить ее, я заметил, что перескочил через шесть с половиной и дошел до семи «g». Я чувствовал, как у меня сдавливаются внутренности, как будто меня избили. Мне казалось, что кто-то вынул мои глаза, поиграл ими и вставил на место…» В юные годы эта прекрасная книжка служила мне едва ли не евангелием: я читал ее по утрам и вечерам, тайком на уроках в школе, кажется, я помнил ее наизусть и давно прикинул: если мой вес семьдесят два килограмма, то при перегрузке 9g меня должно втиснуть в пилотское кресло с силой в шестьсот сорок восемь килограммов — шутка ли? Но ведь Коллинз дошел до этих самых девяти «g»!

Но понимать и даже точно знать, совсем не то, что ощущать!

И вот передо мной Як. Красавец самолет напоминает в профиль стремительную щуку. В фонаре машины, чуть правее прицела, стоит акселерометр. И не просто стоит, а как бы приглашает: попробуй сравнись с героем романтической юности, с самим Джимми Коллинзом!

Понятно, в науке нет такой единицы — Коллинз… Но, к черту формальности! Это лично мне надо установить, чего я стою, мне надо это знать для внутреннего, так сказать, употребления. Сегодня, спустя десятилетия, мне кажется, я имею право снять за давностью гриф «секретно» с того полета, не опасаясь прослыть хвастуном и оставаясь спокойным, — никто не принудит меня подтвердить повторным вылетом, чего мы тогда с Яком смогли.

Докладываю, как любят говорить генералы, играющие и демократов: акселерометр зафиксировал 9«g», и подтверждаю, Джимми Коллинз исключительно правдиво описал свои ощущения, именно так мне казалось — будто сам черт вынул мои глаза из орбит, поиграл ими и небрежно вставил обратно…

На том самом Яке стоял еще один весьма интересный и непривычный прибор, изобретенный моим другом летчиком-испытателем, авиационным инженером по образованию, Игорем Владимировичем Эйнисом. Опущу технические подробности, поясню только суть Игорева изобретения. Когда самолет приближается к критическому углу атаки, то есть вот-вот должен сорваться в неуправляемое вращение, заштопорить, прибор Эйниса выдавал звуковой предупредительный сигнал. Как только в наушниках шлемофона раздавался легкий писк, надо было сразу отпустить, точнее — чуть отдать ручку от себя, чтобы не сорваться в штопор. Предельно просто: «пискун» помогал даже очень среднему летчику пилотировать на пределе возможностей его самолета.