— Позвольте, я кое-что расскажу вам о Геттисберге, миссис Маккензи.

— Я уже достаточно слышала об этом ужасе. Полковник пропустил ее слова мимо ушей. — До войны у меня было пятеро сыновей. Вы понимаете? Пятеро! Веселые, честные ребята, которые не стали уклоняться от призыва, когда родине понадобилась их помощь. Они смело воевали и никогда не кланялись пулям. Так вот… одного я потерял под Шарпсбергом, а еще четырех.. Четырех, черт возьми, я потерял под Геттисбергом!

— Мне очень жаль, сэр, поверьте. Меня ужасает эта бойня. Я тоже считаю, что жертвы непомерны…

— Нет, вы не поняли. Север должен заплатить мне лично за моих детей! Тамошние политики сами развязали войну. Это был акт звериной агрессии с их стороны. Мы не хотели воевать, мы хотели, чтобы янки просто оставили нас в покое. Но они отобрали жизнь всех моих сыновей, миссис Маккензи. И я не допущу, чтобы их гибель оказалась напрасной. Вот увидите, мы еще возьмем верх над псами!

Рианнон все труднее было сохранять даже видимость спокойствия.

— Возможно.

— И вы нам поможете.

— Вы не понимаете…

— Нет, это вы не понимаете, миссис Маккензи! Я могу сделать с вами абсолютно все, что захочу. Могу как следует разукрасить ваше прелестное личико, могу заковать вас так, чтобы вы не смогли пошевелиться, могу забить вас до полусмерти, могу расстрелять, могу сжечь…

Он вдруг остановился и с минуту молчал, тяжело дыша и не спуская с нее бешеных глаз, а потом хрипло спросил:

— Итак, вы будете отвечать на мои вопросы?

— Я не знаю, что вам отвечать, полковник…

— Нет, ты мне ответишь, мразь! — вдруг взревел он и одним сильным ударом опрокинул Рианнон на пол.

Ей трудно было бороться с крепким, ослепленным ненавистью мужчиной. Она лишь пыталась уворачиваться от его ударов и кричала. Вдруг какая-то невидимая сила вздернула Шира вверх, затем послышался звук удара, и полковник кубарем покатился по полу. Рианнон села и обратила заплаканное лицо в ту сторону, откуда пришло неожиданное спасение.

Джулиан стоял посреди палатки и потирал ладонью сжатый кулак. Он молча дожидался, когда Шир поднимется. Тот встал и бросился на врача. Джулиан увернулся, одной рукой перехватил руку полковника, а другой провел несколько коротких, но очень сильных ударов в корпус и в челюсть. Шир упал на колени и, задыхаясь, прохрипел:

— Ты мне тоже заплатишь, свинья. Ночью тебя и эту ведьму выведут на дорогу и сунут мордой в землю. Кретин, кого ты защищаешь? Из-за этой дряни нас разбили под Геттисбергом!

Джулиан молча выслушал его тираду, а когда увидел, как Шир потянулся к кобуре, нанес ему еще один, последний удар, после которого полковник нелепо взмахнул руками, дернул головой и повалился на пол лицом вниз. Он потерял сознание.

— Джулиан… — вскричала Рианнон.

Он подбежал к ней и поднял на руки.

— Он не успел тебя покалечить?

Она покачала головой.

— О, Джулиан, я даже думать боюсь, что он сделает с тобой, когда очнется! Он же полковник!

— Ничего, разберемся. Давай-ка пока уйдем отсюда. Что ребенок?

— Все в порядке, — шепнула она, кладя голову ему на плечо.

Солдаты, сбежавшиеся на шум, молча расступились, когда из палатки показался Джулиан с Рианнон на руках. Едва они вернулись к себе и он уложил ее в постель, как за ним пришел конвой.

— Капитан Маккензи, вы арестованы!

Сердце Рианнон сжалось от страха. А Джулиан отдал одному из солдат свой «кольт» и обернулся к ней:

— Все будет хорошо, жена.