Неожиданно оба рыцаря свалились со своих коней и исчезли за спинами солдат. Раздался звук брякнувшихся о землю лат. Попытка Мэта оказалась успешной. Солдаты отпрянули от свалившихся командиров, и Мэт смог рассмотреть, как они барахтаются, пытаясь подняться. К ним подбежали ординарцы и начали помогать им.

Если им дать достаточно времени, они успеют поднять рыцарей, а это не входило в планы Мэта.

Сквозь пелену боя Мэт отчетливо услышал два изумленных вопля. Это оба рыцаря обнаружили исчезновение нагрудников, теперь их защищали лишь толстые кожаные куртки. Мэт злорадно ухмыльнулся. Как-то вот так случилось, что теперь он уже не слышал угроз и проклятий, сыпавшихся на головы солдат. Некоторые из них даже опустили свои пики. Мэт снова бросился к укреплению и схватился за появившуюся между кольями пику, в темноте не разглядев, что это была алебарда. Мэт отскочил назад, но лезвие успело задеть его ногу, и страшная боль растеклась по телу. Он закричал и, стиснув зубы, бросился в зазор между кольями, собираясь нанести ответный удар солдату. Тот проворно отскочил, а Мэт с удовлетворением отметил, что теперь уже никто не погонял солдат идти в атаку. Выскочивший справа воин выбил из его руки саблю. Мэт отпрянул, уклоняясь от схватки. Быстро взглянув в сторону Фадекорта, он увидел, как тот, орудуя отобранной в схватке пикой, расшвыривал солдат. Нарлх хватал их пастью и вышвыривал прочь. У Иверны было две раны, но с упорством и ловкостью опытного бойца она продолжала сражаться. При виде ее ран у Мэта вскипела кровь. Он подхватил упавшую алебарду и снова бросился в бой. Налетев на пролезавшего сквозь частокол солдата, он замахнулся алебардой, но тот заблокировал удар и с размаху ткнул древком копья по колену. Взорвавшаяся боль согнула Мэта, и он непроизвольно упал на колени перед врагом, острие копья было нацелено прямо ему в сердце. Просвистевшее в воздухе древко ударило солдата по челюсти. Он свалился, и через секунду рядом был Фадекорт, чтобы добить упавшего, молниеносный удар — и все было кончено. И циклоп уже снова орудовал, на своем участке обороны.

— Кончай, лорд Мэтью! Для тебя непривычно иметь дело с алебардами! Лучше займись заклинаниями в нашу защиту!

Мэт с трудом поднялся, стараясь не обращать внимания на боль в ноге. Пользуясь алебардой, как костылем, он заковылял в сторону от места боя. Его лицо горело от стыда: мало того, что женщина превзошла его в ратном деле, так он еще не помог своим друзьям в их битве своим самым мощным оружием — магией. И ему лучше было сейчас же приняться за это; весьма странно, что колдуны еще не начали оказывать поддержки атакующим. Если поторопиться, то можно их опередить... С помощью метеора.

Ночь взорвалась страшным ревом. Мэт застыл с разинутым ртом, так и не закончив четверостишия, — на него надвигалась громада бушующего огня. Ряды нападавших раздвинулись с громкими криками, чтобы освободить место полыхающему колоссу. Мэт вдруг услышал свой собственный голос: «Нет! Не может быть! Неужели это сделал я?» Нет, это было, вот уж точно, не результатом его заклинания о метеоре, потому что, когда полыхавший колосс приблизился, Мэт смог разглядеть двенадцатифутовый ствол дерева, ярко горевший, словно рождественским костер. Бревно приближалось к Мэту, медленно-медленно переставляя ноги. Два больших наплыва на верхнем конце, сверкая, смотрели на Мэта. Глубокий прорез чуть ниже глазниц-наплывов вдруг раскрылся и заревел: «Ты! Мерзкий колдун! Самый мерзкий из всех колдунов! Никогда и ничем я тебя не обижал! Ни в чем грешном я не повинен! За что же ты проклял меня и я должен терпеть страшные муки?»

Мэт был в таком замешательстве, что только молча смотрел на бревно.

Наконец оно врезалось в ограду, и три ближайших кола занялись огнем. Бревно глянуло на них и, снова найдя глазами Мэта, закричало ему: «И что же, теперь ты обречешь и эти невинные создания вечно гореть в огне? Ты их проклянешь, так же, как и меня?»

— Но я не делал этого! — закричал Мэт.