Явно рассердившись, островитянин что-то рявкнул и, сверкая глазами, опять принялся за работу. Его товарищ тоже прилежно трудился. В эту минуту подоспел наш мальдивский переводчик Абдул. Мгновенно оценив опасность, которой подверглись пловцы, он что-то крикнул лодочникам. Они отвечали ему, не поднимая головы.

- Они говорят, что у них нет весел, - перевел Абдул.

- Ну и что! яростно воскликнул я. - Скажи им, что на этой лодчонке мы можем грести руками!

К этому времени нас уже обступила кучка любопытствующих фуамулакцев. Мне казалось, что местные жители должны быть отменными пловцами. Однако отчаянные усилия наших незадачливых приятелей противостоять накату за рифом явно оставили их равнодушными. Абдул перевел мне только что услышанную новость: в прошлом месяце три островитянки утонули потому, что им достало глупости купаться в этом самом месте. Тем временем в открытом море показалась лодка с двумя рыболовами. Я облегченно вздохнул: они гребли очень медленно, но как будто курсом на двух пловцов, которые, увидев лодку, еще сильнее замахали руками. Мы тоже, бегая взад-вперед по берегу, махали руками, рубашками, пальмовыми листьями и кричали во все горло, хоть и понимали, что из-за прибоя услышать нас за рифом невозможно. Рыболовы явно заметили злополучных пловцов и направили лодку к ним. Но наша радость была преждевременной. В нескольких метрах от наших друзей лодка остановилась, и мы, не веря своим глазам, увидели, как вновь заработали весла и она стала медленно удаляться. Просвет между ней и пловцами увеличивался на глазах, и вот она уже ушла так далеко в море, что мы перестали рассчитывать на нее.

Между тем Абдулу сообщили, что кто-то побежал в селение за веслами. Внезапно я заметил в толпе бородача в очках - это был Найл. Весь любопытство, он подошел ко мне и справился, по какому случаю такой переполох. Я показал рукой и назвал имена его товарищей; в ту же секунду он ринулся к воде и нырнул под волну прежде, чем кто-либо мог его остановить. Вынырнул он уже без очков, ничего кругом не видя. Тут же новая волна опрокинула его и, отступая, потащила к рифу.

Когда показались люди с веслами, за жизнь отчаянно боролась уже вся троица киношников - один в бурунах на рифе, двое за рифом. Солнце быстро катилось вниз; еще немного и, как всегда на экваторе, нырнет в океан, не оставив времени для сумерек. Дальше все происходило стремительно и беспорядочно. Еще не подоспели люди с веслами, а другие уже выкатили из укрытия иод деревьями другую лодку, вошли с ней в воду и принялись грести руками. Добравшись до двух пловцов за рифом, они извлекли одного из них из воды. Найл сам возвратился на берег, барахтаясь на гребне могучей волны, - то ли потому, что был искусным пловцом, то ли потому, что Аллах сжалился над ним. Без очков он двигался наугад, но сильные руки подхватили его и втащили на пляж. С той же волной пришла лодка, которая подобрала Джона. По крутому пляжному склону он поднялся без посторонней помощи, мертвенно-бледное лицо говорило о том, какое потрясение он испытал. Сразу же вслед за тем на берег вынесли безжизненное по видимости тело Харалда. Но и он ожил, когда Бьёрн принялся его откачивать, и рот Харалда уподобился насосу, извергающему струи морской воды. Солнце скрылось, и тропический мрак окутал Фуа - Мулаку, когда Харалд и Джон наконец пришли в себя и, сидя с нами у керосиновой лампы, смогли рассказать, что с ними приключилось. Вместе с вождем селения явился Абдул; от него мы узнали, что островитяне возмущены поведением рыболовов, которые подошли вплотную к тонущим иностранцам лишь затем, чтобы тут же бросить их на произвол судьбы.