Со временем ваш мир станет таким тусклым и унылым, что обитатели сами разрушат его своим невежеством и слепотой.
– А твой мир?
– Он становится слишком сказочным. Магия прямо‑таки бурлит в нем. Все воображаемое немедленно воплощается в реальность, и если это срочно не взять под контроль, то очень скоро мой мир превратится в царство хаоса.
– Звучит как одна из сомнительных теорий Дензила, – улыбнулась Джоди.
– Как это?
– Ну, он говорит, что у каждого полушария нашего мозга своя… – девушка немного помолчала, подбирая нужное слово, – своя функция. Левое – доминирующее – похоже на капитана люггера: оно отвечает за все внешние аспекты жизни, причем следит за ними так внимательно, словно смотрит через микроскоп. А правое вмещает наше скрытое «я». Именно оно – источник всех наших чувств и инстинктов. Оно обеспечивает нам широкое видение мира, но связывает его отдельные части воедино не методом проб и ошибок, а интуитивно. Проблема заключается в том, что правым полушарием нельзя управлять так, как левым, – вот почему Дензил называет это «я» скрытым. Однако если его не задействовать совсем, она заснет. Дензил говорит, что человек может стать полноценной личностью, только если у него одинаково развиты оба полушария.
– Совершенно верно, – согласился Эдерн. – Ваш мир тускнеет, быстро превращаясь в мрачное, тоскливое место, пропитанное запахом тлена. А в моем мире так много света, что однажды он может попросту поглотить нас. Все мы – и ваш народ, и мой – наделали ошибок, которые можно исправить, только вновь объединив наши миры.
– Но ты заблуждаешься, – возразила Джоди. – В моем мире тоже есть люди, способные создавать прекрасные вещи, – художники и скульпторы, писатели и музыканты… Если в них нет вашего света, то где тогда они берут вдохновение?
– А много ли таких людей по сравнению с остальными? – прищурился Эдерн.
Джоди опустила голову.
– То же самое происходит и с нами, – вздохнул Эдерн. – У нас тоже есть мыслители и ученые, но их единицы, и, хотя они весьма уважаемы, едва ли кто‑нибудь отчетливо понимает, что ими движет и что они пытаются донести до нас.
Джоди медленно кивнула:
– Это как с творцами в моем мире. Я думаю, иногда они сами не знают, что и зачем создают.
– Они подсознательно тянутся к Призрачному Миру, – улыбнулся Эдерн. – Точно так же, как мой народ тянется к Миру Железному – к вашему.
Это признание показалось Джоди прекрасным поводом спросить о том, что занимало ее с первых минуты пребывания в Призрачном Мире.
– А где твой народ?
– Они прослышали о твоем прибытии и теперь не выйдут, пока ты здесь.
– Очень мило, – надулась Джоди.
– Нет‑нет, – поспешил успокоить ее Эдерн. – Не обижайся. Ничего личного – у них есть для этого веская причина. Соприкоснувшись с Железным Миром, мы навсегда теряем покой. Мы и так тоскуем по своей второй половине и мечтаем о воссоединении, а после встречи это чувство может стать настолько невыносимым, что мы попросту сойдем с ума.
– Так же как смертные, побывавшие в Волшебном Царстве?
Эдерн кивнул.
– Наши сказки повествуют о том же, – заметила Джоди. – Мол, подобный опыт способен сделать человека сумасшедшим… или поэтом. – Она пристально посмотрела на Эдерна. – С тобой так и случилось?
Он снова кивнул:
– Я проспал в вашем мире слишком долго.
– Проклятие! А со мной это тоже произойдет?
– Не знаю. |