— Пойти на компромисс один-единственный раз? Ирв, компромиссы не ходят по одному. Они плодятся.

На семинаре все консультанты честно проделали то, за чем их пригласили, и отработали заплаченные им немалые деньги. Один участник рассказал о психологическом тестировании для измерения депрессии, беспокойства, способности к адаптации, определении локуса контроля. Другой — о системах здравоохранения, третий — о социальных ресурсах для поддержки больных.

Пола с головой ушла в работу семинара. Видимо, она понимала, что ее время уходит, и не собиралась ждать неизвестно чего. Она играла роль Сократа-овода при невозмутимых консультантах. Например, когда они обсуждали такие объективные показатели плохой адаптации пациента к болезни, как нежелание вставать с постели, одеваться, замыкание в себе, слезы, Пола возражала: у нее все эти виды поведения по временам говорили о стадии инкубации, постепенно переходящей к новой стадии, иногда — к периоду личностного роста. Эксперты пытались убедить ее: используя достаточно большую выборку, статистические показатели и контрольную группу, можно решить подобные вопросы с помощью статистики и анализа данных. А Пола сопротивлялась.

Потом настал момент, когда участников семинара попросили назвать важные факторы-предвестники, то есть факторы, которые могли бы предсказать возможности пациента по психологической адаптации к раку. Участники семинара предлагали факторы, а доктор Ли, специалист по раку, записывал их мелом на доске: стабильность брака, доступные больному ресурсы окружающей среды, профиль личности, история семьи. Пола подняла руку и произнесла: «А как насчет мужества? Или духовности?»

Доктор Ли смотрел на Полу подчеркнуто долго, молча подбрасывая и ловя мелок. Наконец повернулся к доске и записал предложения Полы. Я считал, что они не лишены смысла, но прекрасно понимал — как и все собравшиеся — что доктор Ли, глядя на взлетающий в воздух мел, думал: «Кто-нибудь, ради Бога, уведите отсюда эту старуху!» Позднее, за обедом, он презрительно назвал Полу проповедницей. Несмотря на то, что поддержка и рекомендации доктора Ли, выдающегося онколога, были незаменимы для проекта, я рискнул возразить и стойко защищал Полу, подчеркивая ее важнейшую роль в организации и работе группы. Мне не удалось переубедить доктора Ли, но я был горд, что вступился за Полу.

В тот же вечер Пола мне позвонила. Она была в ярости.

— Все эти врачи на семинаре — роботы, не люди, а роботы! Мы, пациенты, те, кто борется с раком двадцать четыре часа в сутки — кто мы для них? Я тебе скажу: мы всего-навсего «неадекватные стратегии личностной адаптации».

Я долго беседовал с ней, пытаясь ее умаслить. Я осторожно намекал, что не стоит распространять один стереотип на всех врачей, и призывал ее к терпению. Я еще раз поклялся в верности принципам, с которых мы начали работу группы. И закончил такими словами:

— Пола, не забывай, все это ничего не значит, потому что у меня свой собственный план исследований. Я не собираюсь поддаваться механистическим идеям этих врачей. Доверься мне!

Но Пола не смягчилась, и, как выяснилось впоследствии, не думала мне довериться. Злосчастный семинар не шел у нее из головы. Много недель она думала о нем и наконец открыто обвинила меня в том, что я продался бюрократам. Она отправила в Национальный институт изучения рака свое особое мнение, энергичное и ядовитое.

Наконец, в один прекрасный день Пола явилась ко мне в кабинет и сказала, что решила покинуть группу.

— Почему?

— Я просто устала.

— Пола, здесь что-то кроется. Скажи мне настоящую причину.

— Я тебе говорю, я устала.

Как я ни допрашивал ее, она стояла на своем. Но мы оба знали: настоящая причина в том, что я ее разочаровал.