Марии и Поулу с самого начала казалось, что главное — это восстановить церковное имущество, а с ним восстановится и католическое благочестие. Поэтому значительную часть энергии они потратили па возрождение системы доходов, которые в начале века поддерживали епископальные и монастырские хозяйства. Но и это не получилось, потому что по прошествии нескольких десятилетии оказалось невозможным проследить переход отчужденного имущества и земель. Спустя четыре года после начала католического правления епископы так и не смогли составить точные списки того, что им когда-то принадлежало. Кроме того, королевская и церковная казна оказались недостаточно богатыми для того, чтобы совершить какие-то ощутимые преобразования. Все поруганные храмы и монастыри были возрождены чисто символически, а попытки упорядочить богослужения закончились ничем.

Конечно, немедленного возврата к старому после стольких лет разрушения и гонений ни королева, ни кардинал Поул не могли ожидать. Но все же у Марии оставалась на это какая-то надежда, а теперь, глядя на фигуру живого мертвеца, архиепископа Кентерберийского, который потерянно слонялся по коридорам Гринвича, она понимала, что и этой надежды больше не существует. Человек, который три с половиной года назад избавил Англию от ереси, теперь сам был заклеймен как еретик, стоящий во главе так и ire восстановленной церкви.

В смятенном сознании Реджинальда Поула никак не укладывалось, что Павел IV, его бывший друг, вдруг выступил против него. Поул написал папе, умоляя его признаться, что таким способом он просто испытывал его преданность, «как Христос захотел поместить в чистилище своих самых дорогих детей, чтобы испытать их». Когда он писал письма, над ним витали образы избавления. Он видел Господа, посылающего своих ангелов, чтобы остановить руку папы от вынесения неправедных обвинений в ереси. Он видел Марию и Филиппа, «католических королей и защитников веры», вступающимися за него, и призраки святых, «сходящих, как легион ангелов», чтобы встать между мечом папы и головой Поула. Эти образы Поула как-то успокаивали, а умиротворение было ему сейчас очень нужно, потому что силы постепенно покидали его бренное тело.

Покой от горести бежит

Теперь, в плену страданья злого,

Я более не в силах жить

Раздастся колокольный звон

В час черный скорбных похорон,

Вам возвестит о смерти он

Страдалицею я была,

Скорбя, на свете я жила —

И с облегченьем умерла

В начале лета Нокс анонимно опубликовал свой знаменитый трактат «Первый трубный глас против чудовищного нашествия легионов женщин», представляющий собой исполненный злобы пасквиль против участия женщин в государственных делах, — самый свирепый из всех когда-либо обнародованных. «Женщина, несущая бремя правления над землями, людьми либо городами, — писал Нокс, — это противно самой природе, оскорбительно для Господа нашего, противоречит его высшей воле и законам, которые он для нас установил, и, наконец, отрицает самое понятие справедливости». Потому что недееспособность женщин настолько очевидна, что не требует даже никаких доказательств. В соответствии с перечнем несовершенств и пороков, которые Нокс приписывал женщинам, они были «слабыми, хрупкими, нетерпеливыми, глупыми, непостоянными, жестокими, распутными и не способными организовать никакое дело». Если бы суровые патриархи древности встали из могил и увидели, что творится сейчас, в 1550-е годы, они бы содрогнулись от ужаса и решили, «что наступил конец света, что мир рухнул под игом амазонок».