Что ж, я же человек понятливый. Чего-чего, а это я за тысячу лет осознал кристально ясно: бесполезно биться головой об камень. Мечом, кстати, тоже.

Не хотят идти на контакт — ну и ладно. Да и до Анжелы этой дела мне, в общем-то, нет. Просто подумалось, что когда у тебя с нынешнем поколением разница в добрую тысячу лет, то любой повод завести беседу будет на вес золота.

— Извините, ах-ха-ха… — со стороны прохода к сцене раздался неуверенный мужской голосок. — Мой друг, кажется, перебрал…

Софиты продолжали слепить меня, поэтому я толком не успел сообразить, что произошло, когда чья-то дрожащая и потная от нервов ладонь ухватила меня за рукав и резким рывком потащила за кулисы.

— Ах-ха-ха… мы уже уходим, ах-ха-ха…

Парень приобнял меня под руку, сделав вид, словно действительно тащит пьяного друга подальше от чужих глаз, и мы быстро зашагали к большим дверям, над которыми красовалась зелёная табличка «Выход».

Банкетный зал, до этого предательски молчавший в тряпочку, враз зашевелился. Те, кто не возмущался произошедшим, принялись смеяться.

— Кто такая Анжела, говорит… напился, так веди себя культурно!

— Ха-ха, это же тот… да? Забыл, как его зовут.

— Да ты и не знал как его зовут. Вот позорище, божечки, ахаха!

Чем дальше мы отходили от центра зала, тем сильнее их голоса сливались в одну кучу. В кучах я копаться не люблю. Поэтому всё, что оставалось — это схватить своего нового друга покрепче и быстрее двигать ногами.

Тот же только и делал, что вздыхал через каждые пару метров.

— Стерлинг, мать твою, — он раздражённо пнул дверь из зала ногой, открывая нам путь. — Ещё никто меня так не обламывал!

Стерлинг?

Я нахмурился. Это имя я бы тоже с удовольствием забыл в будущем.

— Что, — хмыкнул он, — молчишь? Ага, мне бы тоже было стыдно. Месяц, блин! Целый месяц заставлять меня сидеть над переводом идиотской волшебной книжки, целый месяц обещать, что вот-вот, ещё немного — и наши жизни изменятся…

Мы шли по длинным коридорам, неумолимо следуя указаниям зелёных табличек с отважно бросающимся в белую пустоту человечком. Мимо нас то и дело проскакивали официанты с заставленными едой подносами да редкие опаздывающие на мероприятие гости в чёрных нарядах. Ни тем, ни другим, впрочем, не были интересны ни мы, ни то, о чём мы говорили.

— И вот, Стерлинг, я стою в назначенное время на нашем дурацком посвящении во второкурсники, — мы остановились посреди коридора, чтобы перевести дух, — полный надежды увидеть чудо, которое ты мне столько времени обещал… — он выдохнул. — А увидел только мямлящего про любовь к Анжеле долбо*ба.

Парень подставил руку мне под плечо и кивком головы указал, куда идти дальше.

— Что это было вообще⁈ «Кто такая Анжела»? Тебе что, память отшибло? Каждый вечер только про неё и слышу, а тут опозорился и делаешь вид, что не знаешь, да?

Мы наконец-то вышли на улицу, и парень меня отпустил. Теперь я смог рассмотреть его получше.

На голову ниже меня — ну, или Стерлинга, это ещё как посмотреть. Довольно щуплый, с неравномерно растущей на лице бородкой, больше напоминавшей запущенный случай щетины. Картину дополняли круглые, заляпанные отпечатками пальцев очки на горбатом носу.

Да… Таких, как он, любят скорее за глубокую душу.