— Не за что. Как видишь, я еще на что-то гожусь. Жаль, что нам, видимо, уже никогда не узнать, кто из них так избил ее.

— Вот ведь мерзавец! — не сдержался Стэммел. — А я-то хорош. Надо было эту падаль уже давно выгнать в шею!

Коула легко погладила его по плечу:

— Нет, Маттис Стэммел, ты не такой. Ты не позволишь себе выгнать новобранца только на основании своих ощущений. Тебе нужен убедительный, законный повод. Такой уж ты уродился. Ладно, я пошла докладывать об осмотре. Не волнуйся за девушку, она скоро поправится.

— Надеюсь. Знаешь, Коула, я даже боюсь поверить, но эта девчонка… она не просто исполнительный новобранец, она в будущем — отличный солдат… Нет, мне кажется, она напоминает и становится день ото дня все более похожей на нее… на Тамаррион.

Коула внимательно поглядела на него:

— Правда? Я-то ее видела только в этих синяках. Что поделать, Стэммел, трудно уберечь лучших. В долгой гонке почему-то побеждают не они…

— Я знаю. Но в этой девчонке есть что-то такое… какая-то особая твердость…

— Хорошо, если так. По крайней мере ей будет легче прийти в себя после этого случая. Да и вообще… Ничто не могло сломить Тамаррион… Ладно, поживем — увидим. Пойду докладывать…

6

К возвращению капитана Валичи Паксенаррион уже была на ногах, хотя ее правый глаз по-прежнему ничего не видел из-за огромного, распухшего кровоподтека. Стэммел не разрешал ей возвратиться в казарму, желая получше подлечить ее, да и не считая разумным, чтобы Пакс общалась с сослуживцами до того, пока командующий когортой новобранцев не поговорит с ней сам. Против ожидания, капитан Валичи вынес решение на основании рапортов Седжека и Стэммела, а также долгих разговоров с обоими офицерами и, разумеется, со свидетелями. Он также перекинулся парой слов со Стефи и — явно для проформы — допросил Коррина. До Пакс очередь так и не дошла. Через несколько дней после возвращения Валичи Майя передала ей приказ Стэммела прийти в казарму.

Было раннее утро, и Паксенаррион поторопилась исполнить распоряжение, чтобы сразу же после завтрака присоединиться к своему взводу. Она с радостью облачилась в принесенную ей Майей новую, заботливо подогнанную по фигуре форменную тунику.

Едва Пакс переступила порог казармы и, провожаемая взглядами, молча подошла к своей койке, чтобы положить в тумбочку вещи, как послышался сигнал к общему построению.

На плацу перед строем возвышался наспех сколоченный грубый дощатый помост. Слева от него стояли свидетели и офицеры, а справа — с десяток солдат из комендантского взвода. Судя по курившейся за ними жаровне, кнуту в руках одного из них и большой бритве у другого, а также по выражениям их лиц, хорошего от этих ребят ждать не приходилось. Пакс с удивлением увидела среди них того черноволосого стражника, который, как мог, старался поддержать ее — морально и физически, — пока она была в карцере и в кандалах.

Раздался звон кандалов — это охрана вывела на плац Коррина и Дженса, но Пакс вздрогнула от воспоминаний о том, как цепи звенели на ее руках и ногах. Нет, ни жалости, ни сочувствия к Коррину у нее не возникло. Просто она предпочла бы избить его сама, а не просто наблюдать, как он тащится по брусчатке плаца, звеня кандалами.

Заключенных провели перед всем строем; Дженс почти висел на руках конвоиров и отвратительно хныкал; на лице Коррина появились синяки, которых раньше не было. Видимо, стражники за что-то отделали его, подумала Пакс, даже не предполагая, что это могла быть месть за нее. Наконец конвой остановился у помоста. На середину плаца вышел капитан Валичи — невысокий, казавшийся почти квадратным в доспехах, — и, обращаясь к строю, сказал:

— Солдаты, вы созваны для того, чтобы присутствовать при публичном наказании двух бывших новобранцев из нашей когорты.