Сзади, за оградой, вдруг снова раздался рев. Глухой, натужный — зверь не успокоился. Я повернул голову на звук и успел увидеть, как медведь встал на задние лапы. Он возвышался, почти касаясь верхушки забора. Его дыхание было тяжёлым, лапы подрагивали.

И тут забор вспыхнул, переливаясь огнями. Синим, глухим сиянием, которое расплылось по прутьям. Как волна. Магическая ткань натянулась и пошла кольцами, не позволяя зверю сделать ни шага дальше. Металл дрогнул, но устоял. Его словно удержали пальцы невидимой руки. Зверь не смог пройти. А я больше не смог стоять.

— Хороший зверь, — пробормотал я негромко.

А потом всё стало темнеть. Плавно, снизу вверх. Как будто кто-то затянул окно плотной тканью. Сначала я перестал чувствовать ноги. Я ещё успел подумать, что это просто усталость. И тут же провалился в темноту.

* * *

Сознание возвращалось медленно, будто я неспешно поднимался с глубины. Сначала я услышал, как где-то рядом шелестит бумага. Потом ощутил тепло, тяжесть одеяла, запах отваров и эликсиров с примесью сушёных трав.

Я открыл глаза и какое-то время смотрел в потолок. Свет в комнате был рассеянным и мягким. Окно было прикрыто тяжелыми шторами, практически не пропускающими солнечные лучи, только между неплотно сомкнутых портьер падала на паркет тонкая полоса света. Деревянная резная спинка кровати была похожа на ту, что стояла в гостевой комнате нашего особняка. Значит, я дома.

Повернув голову, я заметил, что в кресле у изножья сидит темноволосый мужчина лет сорока, в свободной белой рясе. Он сидел с прямой спиной, закинув ногу на ногу, и читал книгу, аккуратно перелистывая страницы. Бумага сухо хрустела под пальцами. Я почти сразу узнал её обложку из тех, что я возил с собой, но старался держать подальше от посторонних глаз. В Империи такие книги не печатали и уж точно не продавались в книжных магазинах.

Лекарь не сразу заметил, что я пришёл в себя. Перестал читать, аккуратно закрыл том, положил его на край стола и повернулся ко мне. Негромко спросил:

— Как вы себя чувствуете? Голова не кружится?

Я попробовал было ответить, но язык будто прилип к нёбу. Губы пересохли, горло саднило. Но с трудом я всё же хрипло выдавил из себя:

— Чувствую себя… нормально. Не кружится. Но… пить очень хочется.

Он кивнул, будто ждал именно этого ответа. Потянулся к столу, взял графин с чем-то тёмно-красным, налил в простой стеклянный стакан и, не торопясь, подал его мне.

— Клюквенный морс, — пояснил он, едва я принял стакан. — Пейте небольшими глотками, пожалуйста.

Я обеими руками обхватил стакан. Он оказался прохладным, гладким и тяжёлым. Прислонил тару к губам, сделал маленький глоток. Напиток был кислым, чуть вяжущим, с намёком на мед. И очень холодным. При первом глотке горло отозвалось болью, но потом стало легче.

Я пил аккуратно, стараясь, чтобы зубы не стучали о стекло. Руки всё ещё слегка дрожали.

— Спасибо, — сказал я, возвращая лекарю пустой стакан. Голос был все еще немного сиплым, но уже более уверенным.

Мужчина молча забрал пустую посуду, поставил обратно на поднос. А затем заметил, кивнув на лежавшую на столе книгу, которую еще недавно с интересом читал:

— Любопытную литературу вы читаете, юноша.

Я перевёл взгляд на лежавший на столике том.

— Я бы на вашем месте держал подобные издания на закрытой полке, — продолжил лекарь с ленивой интонацией, — подальше от любопытных глаз. Особенно в таких домах, как этот. А то не ровен час кто-то спросит, что вы нашли в этих крамольных текстах. Автор сего произведения, к примеру, всерьез сомневается в силе молитв. А это, без сомнений, ересь.

Я чуть приподнял брови и нехотя отозвался:

— Это не моя книга. Верните её туда, где ей место.