– Спрашивай, – говорит слабеющим голосом он.

– Александр Быстров… Он из ваших?

– Наших – в смысле заговорщиков? Нет. Мы предлагали ему, пригласили на нашу встречу, он был на ней, но когда услышал, чего мы хотим – отказался, – хрипит Птахин.

– Скажи, а ваша встреча… – начинаю я, но умирающий перебивает: – Да, она была в день смерти Хвылина. У Быстрова стопроцентное алиби, как принято говорить. Вот только он дал честное слово не рассказывать о нашей сходке. И слово своё сдержал даже в тюрьме.

– Хвылина убил кто-то из ваших?

– Кому он сдался – этот бабник. Не там копаешь, сыщик… А теперь – прощай! И пусть будут прокляты ваши Советы во веки веков… – Птахин выгнулся дугой, словно по нему пропустили электрический заряд, а потом вдруг осел.

Я потрогал жилку на шее. Она не пульсировала.

Даже будь у меня шапка, я бы не стал её снимать. У меня не было ни малейшего уважения к этому человеку. На нём жизнь как минимум Тараса, да и за состояние товарища Маркуса уверенности не было.

А ещё я был рад смерти Птахина – окажись он сейчас раненным в руках чекистов – наверняка раскололся бы и дал показания, и таким образом стал бы ниточкой, что привела бы к Александру. И вот она – пресловутая политическая статья.

Да, Катин муж не захотел стать заговорщиком – это, конечно, плюс ему со стороны властей, но он не стал сообщать о заговоре – и тут жирный минус разом перечёркивает его заслуги.

Посмертное признание Птахина помогло мне укрепиться в мысли, что Александр невиновен. Более того, убийство Хвылина никак не связано с контрреволюцией, тут что-то иное, более прозаичное. Пресловутая бытовуха, та же самая ревность – которую приплели как мотив обвинения для Александра. Короче, ищите женщину и не ошибётесь.

Что ещё? Да самое важное: получается, что свидетельница – эта самая Зина Ангина – лжёт. То ли мстит Катиному мужу, то ли кого-то покрывает. А может, и то, и другое в одном флаконе.

Крутить тебя нужно, дамочка. Вертеть со всех сторон, просвечивать, как рентгеном. Тогда, глядишь, отыщется и настоящий убийца.

Вот только пальба, смерть Тараса и Птахина, ранение Маркуса… Все эти события, спрессованные в один короткий миг, не позволят мне вплотную заняться долбанной Ангиной в ближайшие час или два.

Как раз наоборот – это мной сейчас будет заниматься ГПУ, станут выворачивать наизнанку, потрошить, ну а потом – при самом благополучном раскладе – отпустят и принесут извинения. Или не принесут, ну да лишь бы до выяснения всех деталей не законопатили.

Можно, конечно, удрать, пока не закрутился маховик расследования, но тогда контора точно не поймёт меня правильно. А это уж, извините, чревато…

В общем, ждёт меня утомительная и полная веселья поездка на Гороховую 2.

– Товарищ, с вами всё в порядке? – участливо спросил подбежавший красноармеец.

– Да. Я сотрудник угрозыска, – поспешил представиться я. – Преследовал человека, устроившего перестрелку неподалёку отсюда.

– Можете показать документики? – вынырнул откуда-то милиционер.

Где же ты раньше был, товарищ? Хотя, понимаю – парк большой, оркестр играет, пока разберёшься, что к чему…

Я достал удостоверение.

– Вот!

– Можете убрать, всё в порядке, – разрешил милиционер. – Как этот? – Он показал на тело Птахина.

– Уже труп. Пришлось застрелить его после того, как он открыл огонь в мою сторону, – пояснил я.

– Лихо вы его! – покачал головой красноармеец.