– Скажу, что с удовольствием принимаю ваше приглашение, – с лёгкостью согласился я.

Катю следователь Самбур обещал скоро выпустить – прошли уже сутки с её ареста, по идее, она уже дома, но вряд ли сестре будет дело до готовки…

Даже если к ней отнеслись с максимальной деликатностью, всё равно впечатлений от камеры, пусть это даже банальное КПЗ, хватает надолго и редко какие из них положительные. Стресс серьёзный, особенно для интеллигентной женщины вроде моей Кати.

Так что неизвестно, когда ещё хоть что-то удастся в рот закинуть. А молодой организм хочет не просто есть, он требует жрать!

Вестовой обернулся за четверть часа, принеся несколько металлических судков, содержимое которых стал раскладывать перед нами.

Картошка на чём-то вроде комбижира – запах специфический, но голод – не тётка, слопаю в один присест и не поморщусь, чуток мяса, несколько ноздреватых кусочков хлеба.

В желудке сразу засосало – только сейчас я понял, насколько проголодался. Вид еды, пусть и далеко не изысканной, пробудил во мне воистину чудовищный аппетит.

Я довольно потёр ладони.

– А жизнь-то налаживается!

– Угощайтесь, товарищи! – сказал Иджилов.

Я коршуном накинулся на еду. Товарищи отнеслись ко мне с пониманием: только с улыбкой переглянулись, когда я в мгновение ока опустошил тарелку.

После перекуса я ощутил новый прилив сил. Дождавшись, когда товарищи покончат с едой, а вестовой уберёт со стола и заберёт судки, чтобы вернуть их в столовую, я спросил:

– Товарищ Иджилов, а что по делу гражданки Хвылиной, чей труп я обнаружил?

– Ничего, – удивлённо ответил начальник отделения.

– То есть как – «ничего»? – вскинулся я.

– Кто будет расследовать причину её гибели?

– Да так, – слегка флегматично произнёс Иджилов. – Собственно, нет никакого дела – самоубийство как самоубийство. Сейчас много таких. И расследования тоже нет. Да и чего там собственно расследовать: ну, подумаешь, наложила баба на себя руки: так её можно понять – видать, мужа своего очень любила. Эх, – вздохнул он, – а ведь могла ещё жить и жить! Другого бы мужика себе нашла… Чего, спрашивается, вены себе резать?!

– Постойте-постойте! – обеспокоенно произнёс я. – Я ведь рассказывал вашим людям, доводы приводил – меня что, так и не послушали?

Чувствовалось, что Иджилов уже начинает закипать, он с большим трудом сдерживался.

– Мне кое-что пересказали из ваших слов – не обижайтесь, конечно, но мне кажется, что вы сгущаете краски.

Его лицо постепенно становилось пунцовым. – Товарищ Иджилов! – воскликнул я.

– Уже сорок пять лет, как Иджилов! – обозлился он. – Я верю своим людям, как самим себе. У нас нет оснований считать, что кто-то убил гражданку Хвылину. Все улики показывают, что она по причине сильного душевного расстройства решила свести счёты с жизнью.

– Что показал медицинский осмотр? – заинтересовался Шуляк.

– Эксперт осмотрел тело покойной самым тщательным образом: никаких следов насилия. На теле нет свежих ушибов, синяков или гематом. Что бы ни делала покойница – она совершала это абсолютно самостоятельно, – пояснил Иджилов.

– Тогда что смущает тебя, Жора? – обратил на меня взор Шуляк. – По-моему, всё совершенно логично.

– Начнём с того, что дверь была не запрета, – начал я.

– И что? – хмыкнул Иджилов.