– И что? – хмыкнул Иджилов. – Она хотела, чтобы её тело обнаружили, причём как можно раньше. Хвылина – женщина, даже в момент похорон ей хотелось выглядеть по возможности красивой, а не обезображенным трупом. Вы же сами знаете, что представляют собой утопленники – без содрогания смотреть невозможно! – Его передёрнуло. – А тут – молодая, всё при ней, ещё и поэтесса – особа тонко чувствующая. Потому и не стала запираться…

– С этим, конечно, не поспоришь, – согласился я.

– Ну, вот видите – я же говорил, что это – самоубийство! – довольно воскликнул начальник отделения.

Он явно хотел побыстрее отделаться от этой темы.

– Ты погоди, дай Быстрову досказать, – попросил Шуляк. – Он – толковый оперативник. И, если ему есть что сказать, к нему стоит прислушаться. А дело… Дело всегда закрыть можно.

– Да вроде бы никто никому рот не закрывает, – ухмыльнулся Иджилов. – Продолжайте, товарищ Быстров. Мы вас внимательно слушаем.

Однако, судя по его ухмылке, вряд ли мне удастся убедить его даже самыми железобетонными доводами. Версия о самоубийстве устраивала милицию больше всего: никаких тебе хлопот, беготни и прочей потери времени.

И всё-таки я попробовал объясниться, пусть меня и не покидало ощущение, что ломлюсь в глухую стену.

– Давайте начнём с мелочей. Пусть каждую из них и можно объяснить иначе, но когда их слишком много – это уже становится подозрительным.

– Я понял тебя. Излагай, – кивнул Шуляк.

– Вы видели в квартире типографскую квитанцию?

– Было что-то такое, – без особого интереса протянул Иджилов.

– Согласно квитанции Хвылина заказала в типографии печать сборника своих стихов. Я так понял, что до этого у неё были только публикации в журналах и литературных альманахах. Причём, судя по дате, она сделала заказ уже после смерти мужа. Поверьте, человеку пишущему очень хочется подержать в руках солидный томик своих сочинений. И только обстоятельства непреодолимой силы могут этому помешать, особенно когда счастье так близко…

– Ну… как-то сомнительно, – вздохнул Иджилов. – Сначала хотела, потом передумала… Всё-таки потерять мужа – это, знаете, удар серьёзный.

– Идём дальше: у меня была возможность рассмотреть характер надреза.

– И что в нём такого необычного? Надрез как надрез: лезвие острое, баба полоснула себя бритвой, что называется глубоко и от всей души, – раздражённо сказал Иджилов.

– Попробую объяснить, – устало произнёс я. – Допустим, вы взяли бритву и хотите полоснуть себя по руке.

– Избавь бог, – хмыкнул Иджилов.

– Я же сказал – допустим, – с нажимом сказал я. – Вот, вы берёте бритву, проводите ей по другой руке. В девяноста процентах случаев порез будет направлен в сторону от вас – так удобнее и привычней.

Шуляк взял свою финку и ради интереса попробовал сымитировать будто он перерезает вену.

– Слушайте, Быстров прав – так и есть! – восхитился он.

– И что вас смущает в истории с Хвылиной? – насупился Иджилов.

– То, что порез сделан в сторону не от неё, а к ней – обычно это происходит когда кто-то другой берёт вашу руку и перерезает вену, – торжествующим тоном пояснил я.

На секунду в кабинете наступила гнетущая тишина.

Глава 26

– Так, погодите! – воскликнул Иджилов.