— Вы правы. У Семёна Михайловича огромная тяга к знаниям, подкреплённая большим жизненным опытом. Я ещё никогда не встречала столь целеустремлённого человека, — довольно тепло отозвалась о Будённом она.

Мы шли болтая о всяких пустяках, больше касаясь опасных тем. Я старался не думать, что эта красивая женщина — любовница опасного бандита.

Нужно быть сверхинфантильным человеком, чтобы не догадываться, каким ремеслом занимается Медик. Нина Савельевна не производила впечатление наивной дуры. Даже если у них большая любовь, которая как известно, слепа — всё равно всему есть свои пределы.

Мне безумно хотелось заглянуть в корзинку под благовидным предлогом, посмотреть, что же внутри. Неловко споткнуться и упасть так, чтобы она перевернулась и высыпалась? Тогда надо было представляться не инструктором джиу-джитсу, а каким-нибудь репетитором по математике.

Напроситься в гости?

Я ещё раз посмотрел на Нину Савельевну. Ей определённо нравилась моя компания, но дружеским визитом на чашечку кофе вот прям чтобы сейчас и не пахло, знакомы мы всего ничего.

Начну давить и напрашиваться — вызову противоположную реакцию и буду отправлен далеко по известному адресу, пусть даже в вежливых и изысканных выражениях.

Что ещё хуже — меня начнут избегать.

Придётся балансировать на тонкой нити, не впадая в крайности.

А ведь наверняка в корзинке что-то очень важное, раз её притаранили из самого Ростова…

И око не видит, и зуб неймёт.

Я довёл её до калитки.

— Ну вот, я дома. — вздохнула она. — С вами было очень интересно, Георгий Олегович.

— Мне тоже наша прогулка доставила массу удовольствия, — не соврал я. — Мы с вами ещё увидимся на занятиях у Семёна Михайловича.

— Несомненно, — кивнула она. — У меня как раз послезавтра будет урок.

Мы простились, и я отправился в дом Будённых.

Деревня просыпается рано, вот и встал ни свет ни заря. Пока супруга Семёна Михайловича с помощницами хлопотала над завтраком, немного размялся во дворе. К моему удивлению, скоро ко мне присоединился и сам Будённый.

После завтрака Семён Михайлович отправился на службу, а я снова выскользнул из дома. Ноги сами привели меня к съёмному жилью Гречаных.

Пресловутая корзинка всё не выходила у меня из головы, и я ждал подходящего случая, чтобы проникнуть в дом и всё разведать.

Хоть южнорусское солнце стояло высоко и грело, я успел порядком замёрзнуть прежде чем и хозяйка и Гречаных оставили своё жилище. Прошло уже, наверное, часа два — не меньше. Обе прошли в другую сторону от меня и ничего подозрительного не заметили.

Не зная сколько у меня есть времени, пока кто-то из них вернётся, я набрался смелости и пошёл на «штурм». Быстро перемахнул через изгородь, молясь, что остался незамеченным для соседей, согнулся в две погибели и дошагал до крыльца.

Здешние нравы умиляли меня своей патриархальностью и моральной чистотой: дом не был заперт. О том, что хозяев нет, сигнализировала палка, приставленная к двери.

Воровато оглянувшись, я прошмыгнул внутрь и оказался в тесных сенях. Дверь, ведущая непосредственно в жилое помещение, тоже не запиралась, поэтому дальше всё шло как по маслу.

Владения хозяйки меня интересовали мало, а вот комната жилички… её сразу можно было узнать по характерному запаху духов и почти городской ауре — вот здесь мне предстояло поработать с чувством, с толком, с расстановкой. При этом действовать нужно было очень аккуратно, чтобы Гречаных, когда вернётся, не поняла, что в её вещах копались.

Я не ожидал разного рода конспиративных «контролек» — волосков и прочих штучек-дрючек, которые искушённые подпольщики нарочно ставят для определения подобных случаев.