Затем он посмотрел на ее тело, и его улыбка исчезла, лицо потемнело, обрело очень серьезное выражение. Руки потянулись к отворотам рубашки, и ловким движением тощий сорвал с нее одежду, оставив оголенной по пояс. Мардж вытерла кровь с глаз, посмотрела вниз и увидела, что кончик его ножа находится всего в долях дюйма от ее живота, двигаясь вперед в том же гипнотическом ритме, что и раньше.

Мардж устремила взгляд в темень пещеры. Если ей и в самом деле суждено умереть именно так, она не хотела этого видеть. Когда пробьет час, она, в отличие от Лоры, вообще не хотела бы ничего видеть и знать, не желала чувствовать, как жизнь медленно покидает ее. Она прильнула к стенке пещеры, ощущая, как кончик ножа щекочет живот над пупком. Нажим усилился лавинообразно, когда она меньше всего ожидала этого, и острие вспороло верхнюю стенку пупка, разделив небольшой выступающий участок жировой прослойки надвое. Даже в пещере, где было отнюдь не тепло, Мардж вся съежилась от объявшего ее смертного холода и почувствовала, как по животу струится кровь. Тощий ослабил давление – но не убрал нож, и рассеченная плоть все еще плотно обхватывала его кончик.

Ног под собой Мардж уже почти не чувствовала. К горлу у нее подкатила желчь. Все поплыло перед глазами, плечи свело неприятной судорогой. Она поняла, что еще немного – и свалится с ног, повиснув на ноже, как бабочка – на булавке. «Не двигайся, – возопил внутри ее голос, – стой прямо, ради всего святого!» Но всегда проще приказать себе, чем сделать что-либо. Шок добивал ее, обрывал последнюю контролирующую связь с телом.

Тощий убрал лезвие. Мардж выдохнула, но слишком уж рано: острие взметнулось вместе с рукой выродка, уперлось ей в левую грудь, вспороло сосок сверху донизу. Кровь брызнула ей в лицо, а затем она почувствовала, как губы тощего сомкнулись на сделанном им порезе над пупком. Одновременно с этим его руки потянулись к ее джинсам и резким рывком сдернули их вниз, к земле. Теперь она стояла совершенно голая – голая и мокрая от крови и слюны каннибала. Ей было страшно и мерзко стоять неприкрытой перед таким существом. Насосавшись крови из раны, он отлип от нее, положил руки ей на плечи, поверг на колени. Вконец ослабшая, она опустилась на пол почти с радостью.

На нее обрушился шквал тяжелых пощечин и ударов. Тощий разбил ей нос и губы, и ее голова стала напоминать гудящий колокол. Образ этот лишь усугублял привкус железа во рту и носоглотке, заполненных кровью. Мардж чувствовала себя ужасно уставшей; она все еще ненавидела этого изверга за то, что он вытворяет с ней, но не могла сопротивляться больше. Мысленно она расчленяла, раздирала его на части, но, окажись у нее в руке сейчас револьвер, она, наверное, не смогла бы даже произвести выстрел. Бушевавшая в ней ярость оставалась какой-то тупой, приглушенной и оттого – бесполезной. Ей предстояло умереть, но все, чего она хотела, – хоть бы и мимолетного притока сил. Ровно столько, чтобы убить тощего. «Интересно, Лора тоже через это прошла?..»

Тощий приподнял подбородок Мардж и запрокинул ее голову так, что не оставалось ничего иного, кроме как посмотреть ему в глаза. Он весь прямо-таки лучился восторгом от превосходства над ней, слабой женщиной. Дикарь поднес лезвие вплотную к ее губам, и ей пришлось разомкнуть их, чтобы не порезаться. Сталь застучала о передние зубы. Никогда в жизни Мардж не чувствовала себя настолько беспомощной – ей легко было представить, как лезвие пронзает горло и выходит с другой стороны шеи. Все ее тело обмякнет, зрение затуманивается и умирает первым из всех чувств – достаточно всего одного движения вражеской руки.