Когда придет время, она рассудит.

* * *

Позже Питерс догадался, что женщина была удивлена не меньше их.

Будь это не женщина, и к тому же не в положении, они бы среагировали шустрее, на долю секунды раньше. Шеринг едва успел пошевелиться, когда она подошла прямо к нему. Никому из них еще не доводилось видеть ничего подобного – полуголая, по меньшей мере на восьмом месяце беременности, вся покрытая грязью и копотью, с кровоточащим носом и к тому же воняющая, как стадо скотины. Питерсу показалось, что он сначала учуял ее, а уж потом – увидел; при этом он готов был поклясться в том, что совершенно не расслышал ее шагов. В какой момент у нее в руке появился нож, и вовсе никто не мог сказать.

Было очевидно, что их, сбившихся в группу и только приступающих к подъему, ждут с ней большие неприятности. Места для маневра не было, а женщина орудовала быстро. Сэм Шеринг оторопел от дикости в ее глазах, увидел нож и попытался отойти назад, чтобы освободить место под маневр идущим следом за ним полицейским. Сдавая назад и вынимая пистолет, Сэм умудрился наткнуться на шедшего позади Дэниелса. Он так и не среагировал должным образом – не издав ни звука, подскочившая женщина перерезала ему горло от уха до уха.

Падая, помощник Шеринг завалился не назад, а вперед, тем самым, как впоследствии осознал Питерс, сохранив многим жизнь – ибо в тот самый момент, когда глаза женщины захлестнул маленький кровавый фонтан, Чарли Дэниелс успел выхватить свой револьвер и одним выстрелом снести ей полголовы. Женщина свалилась, точно картонная утка в тире. Остальные поджидали прямо за ней.

Питерс увидел, как они врассыпную бросились с тропы, тут же разметавшись по тянувшемуся по обе стороны от скалы песку. Он будто угодил в какой-то безумный вестерн – уцелевшие после кровавой резни пассажиры дилижанса сбились в кучу с оружием наголо, в то время как кровожадные мародеры зажали их, не давая пропуску. И ведь речь шла не о какой-то там орде бандитов.

Отряду вооруженных копов противостояли, по сути, трое детей и женщина.

«Нас зажали, как крыс, – пронеслось в голове у Питерса, – и даже не в угол – целые мили пляжа кругом. Беги куда хочешь. Правда, далеко не убежишь».

Нападающие не ведали страха, не спешили сдаваться. Пока Питерс мешкал, толстая женщина успела вонзить нож в плечо молодого Парсонса, и он тут же подумал о том, что еще никогда в жизни не видел столь стремительной реакции от крупнотелого человека. Его обуял суеверный страх.

Не прошло и трех минут, как все началось и окончилось. Лезвие ножа взметнулось, опустилось, раздался крик Парсонса, вслед за чем вперед шагнул Кестлер. Он практически в упор выстрелил в толстуху из дробовика, и ее брюхо раскрылось ужасающим бутоном из мяса и крови. К тому времени, как кто-либо успел обратить внимание на молодую девицу, она уже накинулась на Кудзиано и одними зубами разорвала ему шею с правой стороны. Уткнув дуло помпового ружья ей в глаз – чтобы уж точно не промахнуться, – он выстрелил. Ее челюсти все еще были на шее Кудзиано, когда они оторвали ее от него. Остальная часть ее головы исчезла.

Именно тогда, как решил позже Питерс, парней охватила истинная паника. Никакой необходимости убивать остальных уже не было. Либо из-за звериной свирепости атаки на Кудзиано, либо просто от сумасбродности всего происходящего – кучка детей-оборванцев успешно нагнала страху на полицейский отряд! – они немного потеряли головы, и шериф исключением не стал.