Ни за что больше не куплюсь на его дешевые шуточки.

Прекрасная попытка, — сказала я. — Ты хорошо играешь, Этан. Но неужели ты думаешь, что я совсем несмышленая?

Он не ответил. Вместо этого он изо всех сил наступил мне на ногу.

Я вскрикнула и, отскочив, ударилась о стену.

Ты псих! — завопила я. — Это не смешно! И этот дурацкий болванчик не испугает меня!

Я ждала, что мистер Плохиш снова засмеется или скажет какую-нибудь грубость. Но он не шевелился. Это была просто глупая кукла.

Я отвернулась о своего отвратительного двоюродного братца. Здесь еще оставались кое-какие I вещи, которые я должна была перенести в свою новую спальню.

Я взглянула на вставленный в рамку постер «Скаллбоя», исполнявшего рок в городском мюзик- холле Нью-Йорка. И на этом постере стояли автографы всех музыкантов ансамбля.

Баззи — мой любимый член группы. Он выглядит сногсшибательно на этом постере: без рубашки, с поднятыми вверх кулаками, показывающий все свои татуировки.

Я схватилась за край постера и стала осторожно снимать его со стены.

Э… Бритни, — сказал Этан, — я думаю, что лучше оставить постер в моей комнате.

Прости? — спросила я. — Ты что, шутишь?

«Скаллбой» — любимая рок-группа мистера Плохиша, — сказал Этан.

Прости. Отпадает, — сказала я. — Это и моя любимая рок-группа. И я повешу это в своей комнате.

Этан пытался оторвать мои руки от рамки постера.

Пожалуйста, Бритни, — попросил он тоненьким голоском.

В чем твои проблемы? — огрызнулась я.

Я… я хочу, чтобы мистер Плохиш был доволен, — сказал Этан. — Если я сделаю что-то, что ему не понравится, он может причинить мне боль.

На лице Этана застыло выражение ужаса. Конечно, он хороший актер.

Фигушки! Вот что я тебе скажу! — сказала я. — Посади мистера Плохиша к себе на колени, пусть он зайдет в Интернет и закажет свой собственный постер.

На этот раз я рассмешила Этана.

Спускайтесь вниз, — позвала нас снизу мама. — Обед уже на столе.

Сейчас! — крикнула я.

Сняв постер со стены, я отнесла его в свою новую спальню.

На стене у меня было совсем немного места, но я повесила постер над письменным столом.

Вбив в стену крючок, я повесила его рядом со своей любимой картинкой: выполненного маслом портрета нашей старой собаки Фиби, умершей в прошлом году.

Мне недоставало Фиби. При взгляде на картинку мне становилось грустно. Но это определенно мой лучший рисунок и прекрасная память о нем.

Убедившись, что постер «Скаллбоя» висит прямо, я поспешно спустилась в кухню.

Мама уронила пластиковую бутылку с апельсиновым сидром. Она стояла на коленях посреди кухни, вытирая лужу.

Не могу поверить, что я уронила это, — пробормотала она.

Схватив несколько бумажных полотенец, я стала помогать ей оттирать пол. Она передала мне полупустую бутылку с сидром.

Лучше ты перенеси ее на стол, — сказала она. — Я бы уронила свою голову, если бы она не была приклеена.

Поверить не могу! — сказала я. — Мы едим в столовой? Мы никогда не едим в столовой, пока не придут гости.

Я подумала о том, чтобы устроить праздник в честь приезда Этана, — сказала мама.

Папа уже сидел за столом, расстилая на коленях салфетку.

Папа как будто не член нашей семьи. Он очень высокий и худой, как огородное пугало. И у него короткие, очень светлые волосы и мохнатые, такие же светлые брови, которые двигаются над его голубыми глазами, как гусеницы.