Изменить размер шрифта - +
Возбуждение разобрало и его, особенно когда он вставил кончик языка в дырочку посередине девственной плевы, кисловатую и странно приятную на вкус; кончилось тем, что он оросил тюфяк. У нее же в тот день случился первый оргазм.
Учась в разных пансионах, следующие два года они почти и не виделись, разве что когда собиралась вся родня. И вот однажды, когда ей было четырнадцать, а ему шестнадцать, они облюбовали на пляже укромный уголок (неподалеку от кустов, из за которых доносились голоса и запах барбекыо), где Билли Джейн запустила ему руку под плавки так уверенно, будто никакой разлуки и не было. Он сдвинул в сторону перегородку ее плавок, таких тонюсеньких, что незачем и снимать, и лег на нее, к чему она отнеслась вполне благосклонно. В голове мелькнуло удивление, когда после непродолжительной возни его пенис легко скользнул в нее полностью. Во время любви она со все нарастающим возбуждением двигала ягодицами и была очевидно разочарована, когда он перед самым оргазмом поспешно вынул пенис и брызнул на песок. Позднее, после того как поели, подвернулось еще одно место – на парковке машин, под деревьями. Когда он входил на этот раз, она прошептала:
«Не вынимай, можешь в меня…», и стало понятно, что Билли Джейн приняла таблетку. И, несмотря на всю сладость дозволенности, половой акт как то утратил прелесть. Она была к нему готова, а потому перестал ощущаться тот особый смак запретности. Теперь это были уже не запретные ребячьи шалости, а встреча любовников, которые могут когда нибудь стать мужем и женой. В ту ночь он думал о ней, вжимаясь животом в матрац, причем думалось не о том, чтобы войти, а о том, как перед его глазами впервые предстал тот тесноватый розовый пояс, складки которого, чуть размыкая сомкнутые бедра, выдавали внизу лакомо незрелую выпуклость.
До сих пор, спустя без малого тридцать лет, от одного имени Билли Джейн – теперь уже замужней, чуть раздавшейся женщины с четырьмя детьми – в паху возникало приятное шевеление. О том виноватом, греховном волнении заставил вспомнить теперешний момент, когда меж губ Карлсена нежно скользил язык женщины, а сам он потирал ее липковато влажный клитор. Спустя секунду, они не сговариваясь перелегли в классическую позицию. Она нарочито медленно развела ноги, открывая его члену доступ в свою влажную прорезь. Войдя на всю длину, Карлсен замер, опасаясь чересчур быстрой эякуляции. Происходящее было, пожалуй, самым странным сексуальным ощущением в его жизни, включая даже небезызвестные прошлые сутки. Привычный к тому, что партнерша находится внизу или вплотную напротив, он сосредотачивался лишь на ощущениях своего собственного тела. Теперь он впервые был обоими партнерами одновременно, остро ощущая возбуждение женщины, отдающейся полузнакомому мужчине. Улавливалось и то, что ее желание не направлено на него конкретно. Он здесь просто символ извечного мужского естества, ничем не отличающийся от секача или другой какой то особи.
В то же время он сейчас отчетливо сознавал то, о чем неведомо как догадывался всегда – соединение двух натур в точности напоминает соединение двух химических веществ: они сочетаются либо полностью, либо частично, либо никак. С первой женой совместимость у них оказалась фикцией на первом же этапе: что то упорно не растворялось в их совместном химическом растворе. Находясь же сейчас в Фарре Крайски, он сознавала что их «химия» взаимодействует эталонно, без всякого осадка.
Чувствовалось и то, что происходящее сейчас как то противоречит тому, что он усвоил от Хайди Грондэл и Миранды Штейиберг. В обоих случаях тогда необязательно было вставлять пенис во влагалище: обмен жизненными флюидами шел также через пальцы и губы. Теперь казалось, что основой из основ сексуальной мистерии является полное поглощение женским телом. Идеальным было бы полное слияние. Для этого, похоже, Фарре понадобилось бы лечь на Карлсена спиной и погружаться, погружаться в него, покуда их органы, совместившись, не сольются воедино, мошонка срастется с влагалищем, а из лобка проступит пенис.
Быстрый переход