В результате он стал другом хедива Саида и позднее его сына Исмаила и приобрел значительное влияние в Египте. Мариет основал Службу Древностей, прототип Египетского общества древностей, и музей Булаг, который впоследствии был преобразован в Каирский музей, располагающийся сейчас в здании на площади Тарир. Мариет стал первым директором Службы — пост в Египте в то время весьма высокий, поскольку под его контролем находилась торговля древностями и предоставление концессий на проведение раскопок.
К 1880 году, когда были обнаружены Тексты пирамид, Мариет был широко известен, и его репутация как археолога была непоколебимой. Вместе с тем он славился также своим упрямством и авторитаризмом и был истоком многих политических скандалов благодаря своим высказываниям<sup></sup>. Однако карьера его близилась к закату, он устал и был болен, потерял жену и ребенка в начале эпидемии чумы в Египте. Мариета интересовало только то, что он считал своей личной империей, Мемфисский некрополь, где, помимо других сокровищ, он нашел Серапеум.
Всем было известно, что в молодости он слыл бунтарем. Из Египта его отправил Лувр, но не для раскопок, а для поиска коптских рукописей, которые ему было поручено разыскать и купить. Вместо этого, полагаясь на свою интуицию, Мариет использовал деньги на проведение раскопок в Саккара, на которые его никто не уполномочивал. К его удаче, интуиция не подвела, и он нашел Серапеум. Кураторы Лувра простили его и выслали ему дополнительные средства на продолжение раскопок. Однако все это были дела давно минувших дней, сейчас этот старый и усталый человек не хотел предоставить своим молодым коллегам ту свободу, которой ранее пользовался сам. Когда ему доложили о слухах, связанных с пирамидами, он отказался предпринять какие-либо действия для их проверки и не дал кому-либо еще этим заняться. Несмотря на страстные просьбы Масперо и других, Мариет остался непоколебим в своей высокомерной позиции высокого авторитета, безапелляционно утверждая, что посещение этих неисследованных пирамид было бы напрасной тратой времени и денег. Довод был один: пирамиды — это гробницы, а гробницы не могут «говорить», они, и это очевидно, muettes (немые), и он настаивает, что надписей в них нет и быть не может. Его коллеги, включая Масперо, решили, что лучше оставить на время все так, как есть сейчас.
Мариет, казалось, достаточно обоснованно настаивал на своем. Даже оптимист Масперо не мог не признавать, что все пирамиды, вскрытые к тому времени, включая Великую пирамиду Гизе, надписей внутри не имели, за исключением граффити сомнительной ценности. Не было никаких оснований полагать, что малые пирамиды в Саккара чем-то отличаются от других в этом отношении. Прошел слух о шакале, и, хотя Масперо воспринял его всерьез, на Мариета он впечатления не произвел. Он всего лишь повторил свое возражение, спросив: «Если бы внутри пирамид имелись тексты, то они не были бы просто гробницами, не так ли?» Масперо позднее говорил: «Всем было хорошо известно мнение Мариета по вопросу о пирамидах: в предисловии к своей незаконченной работе о гробницах мастаба он попытался доказать, что мастаба не только никогда не содержали каких-либо текстов, но всякая попытка вскрыть их была бы напрасной тратой времени и денег…».
В начале 1888 года была наконец решена проблема денег. Французское правительство сделало Службе Древностей щедрый дар в размере 10 000 франков, подразумевая, что по меньшей мере одна из невскрытых пирамид в Саккара будет обследована Масперо просил эти деньги в надежде смягчить противодействие Мариета. Это помогло, но не так, как надеялся Масперо:
«Работа, начатая в апреле 1880 года под руководством раиса Мухамада Чахина, привела к открытию двух разрушенных камер и коридора, стены которых были покрыты иероглифами. Копии надписей, сделанные мистером Эмилем Бругш-Беем, были переданы мне месье Маристом с просьбой проанализировать и перевести их. |