Но с тех пор ее бремя вызывало потребность доминировать и наказывать слабых. Часть-Защитник застряла в травмирующем опыте.
Следовательно, стимул к растлению ребенка исходил из способности причинить боль и подчинить себе слабого и невинного. Так же часть-насильник поступала с уязвимыми, по-детски доверчивыми частями в своей же системе. В наследственной передаче бремени части-Защитники ребенка берут на себя бремя насилия, учиненного над его родителями, в момент, когда те совершают насилие над ним.
После исцеления частей, постоянно переживающих травмирующий опыт, части-насильники смогли освободиться от жестокой энергии, унаследованной от родителей, и быстро преобразились, взяв на себя полезные роли. В тот же период я работал с другими преступниками (в том числе убийцами) с аналогичным результатом.
Известное высказывание Уилла Роджерса «Ни разу не встречал человека, который бы мне не нравился» я считаю верным в отношении частей. Они все для меня хороши, даже совершившие чудовищные поступки.
Теперь, десятки лет спустя, поработав со многими клиентами, я уверенно заявляю, что плохих частей не бывает. Религии призывают к состраданию, и в этом нам поможет IFC. Мы исходим из радикального предположения, что любая часть, какой бы ужасной она ни казалась, вынуждена была играть неприятную роль в трагических обстоятельствах и продолжает нести это тяжкое бремя. Система дает понятные этапы исцеления и положительной трансформации частей и человека в целом. IFC дает надежду неисправимым.
«Я»
Начиная помогать людям налаживать отношения со своими частями, я использовал метод гештальт-терапии со стульями, когда клиент сидит на одном, а разговаривает с другим, стоящим напротив. Я говорил им, что на пустом стуле — их проблемная часть. Поскольку другим частям тоже было что сказать, в кабинете появилось много стульев. Я наблюдал, как клиенты перемещаются по кабинету, изображая разные части, и отметил много закономерностей. Один клиент высказал мысль, что пересаживаться с места на место бессмысленно; можно разговаривать с разными частями, не сходя со своего стула. У него это прекрасно получилось, а потом я попробовал то же на других клиентах с аналогичным успехом.
Я поставил себе цель научить клиентов договариваться с частями. Многие закономерности внутренней системы перекликались с моим опытом семейной терапии. Например, ребенок с булимией разговаривал со своей критической частью, потом вдруг срывался и начинал на нее орать. В семейной терапии такое могло быть, если девочка говорила с вечно критикующей ее матерью, а потом злилась и кричала на нее. В этом случае стоило посмотреть, не вступил ли на сторону девочки кто-то из присутствующих: скажем, ее отец дал понять, что тоже не согласен с матерью.
Тогда я просил отца пересесть так, чтобы девочка его не видела, после чего она успокаивалась и смогла спокойнее вести диалог с матерью.
Я попробовал то же самое в IFC: пока две части разговаривали, я просил остальные отойти. Например, так: «Найдите того, кто злится на целевую часть (в данном случае на критика), и попросите, пожалуйста, недолго постоять в сторонке». К моему изумлению, большинство клиентов недолго думая отвечали: «Все нормально, она ушла», — после чего переходили в совершенно другое состояние. Тогда в разговор включались другие части (в числе их, например, напуганная), и, когда они тоже уходили, клиент вел себя более осознанно и любознательно. Достаточное пространство внутри будто освобождало пытливую личность, обладающую спокойствием и уверенностью, необходимыми для разговора с критиком.
В таком состоянии клиенты замечательно вели диалог. Критик забывал об осторожности и раскрывал свою тайну, а клиент сочувствовал ему и осознавал, что тот выполнял роль Защитника. Один за другим клиенты повторяли цикл осознанной любознательности, спокойствия, уверенности и сочувствия, налаживали с частями целительную связь. |