Я слушаю его вполуха, думая о своем. На мгновение представляю себя на троне, а не в ловушке чужих прихотей и блажи. Что бы я чувствовала, если бы мне кланялись другие, если бы они подчинялись любому моему приказу? Каково это — иметь такую власть?

Я впервые буду гулять по Эстенции ночью. В канал у дворцовой улицы приплывают гондолы, и консорты занимают их, разбившись на группки. Я спускаюсь с Рафаэлем и двумя другими консортами в одну лодку и осторожно сажусь на поскрипывающее сиденье. От моего движения по воде бежит рябь. Отчалив, гондола скользит к гавани, а я, восхищенно открыв рот, разглядываю город.

Никакие ночи не могут сравниться с красотой ночей в праздник Весенних Лун, и ни один город не сравнится с потрясающей воображение Эстенцией, превратившейся в светящуюся страну чудес.

Все мосты украшены светильниками, и их золотисто-оранжевое свечение, отражаясь в воде, подрагивает в волнах. По каналам скользят гондолы, играет музыка, кругом слышен смех. Этим теплым вечером на улицах собирается множество людей в масках. Над головой почти идеальным треугольником висят три ярких, огромных луны. Блестящие, прозрачные крылья летящих по небу балир светятся в лунном свете. До приезда в Эстенцию я видела их только издалека, и меня всё еще ошеломляет такая близость к ним. От вида их парящих на фоне лун длинных и блестящих тел у меня захватывает дух.

В отдалении я замечаю в гавани силуэты шести груженых фейерверками судов.

Инквизиторы — верхом на лошадях и пешие — патрулируют мосты. Они единственные, кто не прячет лица за яркими и блестящими разноцветными масками, и их фигуры в бело-золотых одеждах сразу бросаются в глаза. Сегодня они везде, и в воздухе чувствуется повисшее напряжение. Я медленно отворачиваю от них лицо. Как сказал Рафаэль, город превратился в пороховую бочку, и мы сегодня ее подожжем.

Когда мы приплываем в главную гавань, уже вовсю идут празднования. Стоящие вдоль площади статуи ангелов и богов с головы до ног покрыты цветами. Несколько гуляк в масках, несмотря на ранний вечер уже пьяных, забрались на статуи и машут улюлюкающей толпе. Глубоко вздохнув, я улавливаю запахи моря, сладкой и соленой выпечки, жареной свинины и рыбы.

Рафаэль ждет, пока остальные не сойдут с гондолы. Потом грациозно сходит сам и протягивает мне руку. Я присоединяюсь к нему. Консорты постепенно расходятся, встречаясь с ожидающими их в гавани клиентами. Проведя меня сквозь толпу, Рафаэль сжимает мою ладонь.

— Иди, — тихо говорит он. — Если забудешь путь назад, вернись через катакомбы.

Он разворачивается и сливается с толпой. Я остаюсь одна, потерянная в мелькании красок. Оглядываюсь, и сердце начинает громко биться в груди. Я так привыкла к наставничеству Рафаэля, что его внезапное отсутствие поначалу выбивает меня из колеи.

Почувствовав руку на своей талии, я смотрю в сторону. Это Энцо.

Если бы наша встреча с ним не была запланированной, то я не узнала бы его. Волосы Энцо убраны под маску, превращающую его из молодого принца в лесного фейри с блестящими, загнутыми над головой рогами. Маска украшена свисающими серебряными цепочками, посверкивающими на свету. Всё что мне видно — губы и глаза, цвет которых не очень заметен в тенях. Маска скрывает выражение его лица, но я чувствую, что принц впечатлен моим внешним видом — искусно повязанной, в тамуранском стиле, лентой на волосах, золотистым шелковым платьем, белой фарфоровой полумаской, закрывающей изуродованную часть лица. Губы Энцо приоткрываются, будто он собирается что-то сказать.

Затем он кланяется мне.

— Чудесный вечер, — говорит он.

Я отвечаю ему улыбкой, и, поцеловав меня нежно в щеку, он предлагает мне взять его под руку.