Но этого не происходило. Даже Торн, которому, как казалось, дядя Драко, если б мог, с удовольствием свернул бы шею, как обычно избежал наказания. Сильное чувство самосохранения подсказывало этому подонку, что его просто так, как меня, не простят. Поэтому он вдруг решил, что поступит благоразумно, если нанесет визит своей невесте леди Снобхан О'Халлоран в ирландское поместье ее отца. Что и сделал, немедленно уехав из Холла, прежде чем его сестра или дядя Драко узнали о похождениях родственничка.

Такое серьезное происшествие, с ужасными последствиями, нельзя было просто так скрыть от посторонних глаз. Слуги вглядывались в каждого всадника, проезжающего по торфяникам, подслушивали у закрытых дверей, подглядывали в замочные скважины, пытались разнюхать наши семейные тайны и натерли мозоли на языках, сплетничая и обсуждая их. Несмотря на то, что кроме Ники, Торна и меня, реальные факты были известны только дяде Драко и тете Мэгги, по деревне скоро поползли слухи, в которых была небольшая капелька правды.

«Мистер Николас и мистер Торн поспорили и сильно подрались, – говорили люди, – мистер Торн упал. Затем мисс Лаура, которая присутствовала при этом (причины моего присутствия назывались разные), заявила, что мистер Торн умер. Поэтому мистер Николас выбрал бегство вместо пляски джиги на виселице».

Новость о происшествии распространялась с такой скоростью, что вскоре я не могла поднять головы из-за пристальных взглядов окружающих. Но не только мне досталось от этих разговоров и пересудов.

Лиззи выглядела так, как будто съела лимон и обнаружила его гораздо кислее, чем предполагала. Из-за того, что она часто хмурилась, между бровями у нее залегли две маленькие, глубокие морщинки, ее раздраженный рот показывал, что девушка совершенно сломлена духовно. Это портило неброскую, холодную красоту Лиззи, которую та унаследовала от нашей прабабушки Прескотт Чендлер.

Страстно надеясь, что Ники когда-нибудь, да женится на ней, девица отказывала каждому поклоннику, заезжавшему в Холл. Теперь, когда ей исполнилось двадцать три года, и первая молодость уже прошла, а впереди не было никаких планов на замужество, Лиззи наверняка была обречена на жизнь старой девы. Я подозревала, что для нее это явилось горькой пилюлей.

А в том, что Ники ускользнул из ее цепких рук, как раз в тот момент, когда был так близок, Лиззи обвиняла меня, за что возненавидела еще больше.

Клеменси тоже приписывала мне потерю своего любовника, – если таковым Николас был для нее. Зеленые глаза служанки смотрели на меня с ненавистью, особенно, когда девица думала, что я ее не вижу. Из-за страха перед Джерритом, она продолжала относиться к своей госпоже с уважением, но, тем не менее, не упускала малейшей возможности отомстить совершенно детскими способами: расшатывала каблуки моих туфелек, так, что они неожиданно подворачивались во время ходьбы, не затягивала узлы на завязках моего корсета, и те вдруг развязывались под платьем, подавала ледяную воду при мытье волос и бесчисленное множество подобных мелких пакостей. Все это выглядело случайным совпадением. Поэтому обвинить Клеменси в чем-либо было трудно. Я сдерживалась, чтобы не сделать ей замечаний. Мне не хотелось удовлетворить ее тщеславие знанием того, как она злится на меня и пытается унизить. К тому же, служанка могла насплетничать о молодой хозяйке папе и маме. Я была не уверена, – догадалась ли Клеменси о моей беременности. По тому состоянию, в котором она нашла меня в ту ночь помолвки близнецов, можно было подумать о многом.

Но, по всей вероятности, родители даже и не догадывались, что их дочь отдалась Джерриту и сейчас носит его ребенка. Уважая мои желания, дядя Драко и тетя Мэгги ничего не рассказали им, даже то, что у меня была веская причина обвинить Ники в убийстве. Папа и мама милостливо поверили, что я ошиблась, объявив Торна мертвым.