Но ты пишешь, как в книгах. Я таких слов не понимаю. Сердце сердцу весть подает. Если ты меня любишь, значит, и я тебя люблю. Если я тебе желанна, то и ты мне тоже…»
А кончалось письмо так:
«На воле у меня никого нет. Между нами говоря, белье у меня завшивело. Поэтому ко мне никто не подходит, гнушаются. Да к тому же я всегда голодна. Пайку съедаю в один присест. Мне осталось отбыть здесь еще сорок дней. Если ты меня любишь всерьез, пришли кусок мыла и две буханки хлеба, на воле рассчитаемся».
По углам письма сигаретой были выжжены четыре дырки.
— Каково? — спросил Галип. — Как тебе нравится? Я ей о неземной любви, а она мне о мыле да хлебе…
Он взял у меня письмо и, разорвав на клочки, бросил на пол.
— Разве это женщины? Коровы!
Я долго пытался объяснить ему, что он несправедлив. Уставившись в стену и изредка вздыхая, он внимал моим словам о важной роли мыла и хлеба в нашей арестантской жизни.
Потом ушел.
На следующее утро пришел снова. Зеленые глаза его светились радостью.
— Я послал ей кусок мыла и две буханки хлеба, — сказал он тихо.
Коридорные из арестантов, которые бывали в женском отделении, рассказывали, что с того дня он помогал ей мылом, хлебом и немного деньгами.
Вскоре ее освободили. Это была здоровая молодая женщина; в четырнадцать лет ее насильно отдали замуж, а в пятнадцать муж выгнал ее из дому за то, что она ему изменила. Она оказалась на улице, пошла по рукам, потом была осуждена на три месяца.
Через некоторое время мы узнали, что надзиратель Галип женился на ней.
О продаже книг
Перевод И. Печенева
Он решил продать книги. На сердце лег камень. Всю ночь не сомкнул глаз.
«Продать книги!..»
Забыться удалось перед рассветом. Наутро встал с болью в висках. Пошел умылся…
«Подумать только, продать книги!»
Боль в висках не утихает. Оделся. Поглядел в зеркало — не увидел себя.
«Ах, продать книги!..»
Начал причесываться, гребешок оцарапал кожу на лбу. Снова боль.
«Да, но книги, книги… Продать книги!»
Жена спросила:
— Что с тобой, милый? Смотри, пролил воду…
— Пролил воду? Извини!
Открыл сундук с книгами. Как они близки ему… В каждой частичка его самого, его мыслей. На полях замечания, пометки, сделанные его рукой. Места, которые показались ему особенно интересными, подчеркнуты.
Маленькая девочка робко спросила у матери:
— Сегодня он уже продаст их? Да?
Мать сердито посмотрела на дочь, и та умолкла. Но ей так хотелось есть! А ведь книгами не наешься. К тому же от них дома беспорядок. Пусть отец продаст их. Будь она на его месте, она давно бы это сделала.
Он отбирал книги. Дочь подошла к нему, хотела что-то спросить. А что, если отец рассердится?
Но отец улыбался. Тихо насвистывал какую-то мелодию. Листал страницы книг и, что-то вычитывая в них, покачивал головой. Лицо его светлело. Потом он закрывал книгу и со вздохом откладывал в сторону.
— Папочка! — робко позвала дочь.
Вот «Война и мир» Толстого. Он очень любит Толстого. Ему кажется, в его понимании жизни есть что-то от Толстого. Вот «Мои университеты». Ах, какая это книга!.. В нем самом есть что-то и от Горького. А может быть, это просто оттого, что ему жилось так же тяжело, как Горькому.
— Папочка!
У девочки сильно билось сердце. Ей так хотелось есть… Есть! Есть!
— Значит, он продаст книги… — шептали ее губы.
— Будь проклята такая жизнь! — вырвалось у него. |