Изменить размер шрифта - +
Она не называла меня так с того дня, как я прогуляла урок из дополнительных занятий. В ночной белого полотна рубашке добропорядочной женщины, в изношенной накидке, мама выглядела смехотворно. Ну прямо-таки карикатура в жанре Альдебера или Роже Сама.

— Выкладывай, я слушаю!

Было слышно, как наверху этот идиот Артур натягивает штаны и ищет тапки под кроватью.

— Быстро выкладывай, пока Артура нет!

— Хозяева устраивали прием… Один гость напился… Когда он хотел полапать меня в углу, я дала ему пощечину…

— Правильно сделала, — согласилась она. — Ну а потом?

— Потом мне стало стыдно… Что в этом непонятного? Я и ушла…

— Ушла просто так?

— Ну да, просто так! В таких случаях не раздумывают!

Мама казалась огорченной и не до конца поверившей мне. Она чего-то не схватывала в моем рассказе, чуяла подвох, но не осмеливалась уточнять из-за Артура, который уже спускался, сотрясая шаткую деревянную лестницу.

Даже принаряженный, Артур все равно выглядел невзрачно, а разбуженный среди ночи, с сонной физиономией, он был так жалок, что хотелось плакать. Рубашка, что он носил днем, служила ему также и ночной. Он никогда не расставался с сомнительной свежести майкой, опасаясь простудиться из-за застарелой болезни легких. Небритый, с набрякшими веками и видневшимися сквозь дырявые тапки большими пальцами ног он напоминал фото из журнала «Детектив»: садист месяца!

Вот уже несколько недель я не заходила к ним. У меня сжалось сердце, когда я увидела их снова, таких похожих и несчастных, с физиономиями, которые бывают у плохо питающихся людей. Я сожалела о своем поведении, о ночном бегстве… Нет, решительно, дом Артура не был спасительным пристанищем.

— Что там еще произошло?

Это было в его манере — это самое «еще». Как будто в моих привычках было поднимать их с постели в два часа ночи.

Я не нашла в себе смелости пуститься в объяснения, и мама сделала это за меня.

— Америкашки принимали у себя…

Америкашки! По какому праву она называла их так? Откуда этот презрительный тон? Ну и вид был у нее, бедной дорогуши, с ее заячьей губой! Почему же она чувствовала себя выше Рулендов? Я угадывала, что людям, усвоившим раз и навсегда готовые идеи, нелегко понять других.

— …Они там набрались, и один стал приставать к Луизе, она залепила ему пощечину…

Глаза Артура сверкали диким торжеством.

— И само собой, хозяева ее выставили?

— Нет, она сама убежала!

Он был немного разочарован, но нашел выход.

— Я всегда знал, что этим кончится.

— Почему ты так говоришь? — возмутилась я.

— Я вспоминаю то воскресенье, когда ты кобелилась перед ними в саду… Да я с самого начала говорил, что все они — грязные твари.

Как бы охотно я вцепилась ногтями ему в глаза.

— Я покажу им завтра, этим заморским птицам, где раки зимуют!

— Они здесь ни при чем. Пьяный гость может случиться в любой компании!

— Ты смотри-ка, она их еще защищает! — ввернул Артур. — Что же ты, красавица, явилась сюда в такой час, если ты так за них держишься?

— Ах, так! Тогда я возвращаюсь!

Я была уже у двери, когда мама схватила меня за руку.

— Отправляйся в свою комнату!

— Но…

— Немедленно!

Я казалась себя десятилетней. Я подчинилась.

Моя комната средних размеров, но из-за отсутствия почти всякой мебели — там только узкая железная кровать, стул и вешалка — она кажется просторной.

Быстрый переход