— Признаете ли вы, — монотонно начал Бурдо, — что некий Мино, служащий в полиции нравов, предложил вам за двадцать пять луидоров уничтожить поданную на вас жалобу? Письмо оного Мино было вам зачитано.

— Сударь, это противоречит… Ну, конечно… Да, подтверждаю.

— Прекрасно. Вот вы и сделали первый шаг. Вы записали, инспектор?

Опершись на каминную доску, Бурдо старательно водил пером по бумаге, делая вид, что записывает.

— Secundo, вы признаете, что поощряли распутное поведение замужних женщин в вашем заведении?

— Разумеется, нет!

— Итак, мы снова имеем дело с отступницей. Что ж, применим секретное оружие.

«Сударыня, я самая несчастная из всех женщин. Мой муж — старый сыч, не способный доставить мне ни малейшего удовольствия…» Мне продолжать, а заодно напомнить, какие кары влечет за собой это преступление?

— Признаю, признаю, — испуганно замахала руками Гурдан.

— Прекрасно, двигаемся дальше. Перейдем к недавнему делу, относительно которого вы упорно молчите. Решающий вердикт будет зависеть от ваших ответов.

— Я вас слушаю, сударь, — умирающим голосом пробормотала Гурдан, изо всех сил теребя рюши на манжетах.

— Сударыня, в ночь с воскресенья 30 апреля на понедельник 1 мая парочка, тайные встречи которой вы поощряете, провела у вас несколько часов. Что вы можете о них сказать?

Он ловил вслепую, как когда-то в Круазике ловил крабов среди прибрежных скал. Однажды его сильно укусил морской угорь, упорно не желавший, чтобы его выловили; от этого укуса у него до сих пор остался шрам. Гурдан, похоже, действительно смирилась, и он словно открытую книгу читал ее мысли. Тем более что спрашивал он всего лишь о любовном свидании.

— О! У меня такого рода встречи устраивают часто.

— Однако только что вы не были в этом столь уверены.

Она снова принялась кусать губы.

— Мы даем пристанище любви… Наша скромность такова, что…

— …что вы никого ни о чем не спрашиваете… Впрочем, я и сам вижу. Итак, в тот вечер?

— Народу мало — воскресный вечер, что вы хотите! Парочка, без сомнения, та самая. Женщина под вуалью. На мой взгляд, лет тридцати пяти. Молодой человек в треуголке и черной полумаске.

— Полно, сударыня, мы не на маскараде в Опере. Не пытайтесь меня убедить, что вы открываете дверь неизвестно кому. Их имена?

— Кровельщик передал мне записочку от имени госпожи Марты.

Марта, подумал Николя, Марта, Монмартр, улица Монмартр. Булочница Мурю недолго придумывала себе незамысловатое имя.

— Следовательно, комнату снимали от имени Марты?

— Как обычно. В заказ, разумеется, входил огонь в камине и поздний ужин.

— Да, — вздохнул Бурдо, — как обычно.

— Значит, эти встречи были регулярными?

— На протяжении шести месяцев, — со вздохом ответила она.

— В котором часу они пришли?

— Когда пробило девять.

— А ушли?

— Не знаю. По ночам мы не следим за своими клиентами.

— Давайте по порядку, а если я не прав, вы меня поправите. Итак, они пришли вместе и вошли через черный ход, которым пользуются духовные лица. Они поднялись на третий этаж?

— На четвертый.

— И никто из них не выходил?

— …Нет.

Услышав неуверенность, прозвучавшую в ответе, он решил ошеломить ее.

— А я уверен, что выходил.

Она в смятении уставилась на него; Бурдо с любопытством поглядывал на Николя.