После ужина – тазик борща, тазик гречневой каши, литр крепкого чая – я заглянул в палатку канавщиков и минут пятнадцать слушал, как коногон Махмуд играет на дутаре. Перед сном зашел в палатку Галимзяновой (а вдруг поманит пальчиком?), но Рая смотрела мне в глаза и видела в них Ксюху, молодую мою жену, которую последний раз я целовал еще в августе, на пятом месяце ее беременности.

Поняв, что не обломиться (ну и слава богу), побрел в свою палатку и по дороге забыл обо всех неприятностях и неосуществленных желаниях. Причиной перемены настроения к лучшему стала сумасбродная идея склеить осколки стекла керосиновой лампы силикатным клеем.

Идеи, особенно сумасбродные, всегда отвлекают от жизненных неудобств.

К моему удивлению идея воплотилась в жизнь, и я, забравшись в спальный мешок в тренировочных штанах и шерстяном свитере, смог немного пописать в свой дневник о том, как бесконечно я люблю свою молодую жену... Перед сном зачеркнул в десятой колонке карманного календарика цифру 4. До встречи с Ксюхой оставалось 22 дня...

* * *

– Ты, что, во всех своих женщин влюбляешься? – немного помолчав, спросила Синичкина с ноткой удивления в голосе.

– Практически. И это – моя трагедия, – ответил я, стараясь сделать свои глаза проникновенными. Чтобы Анастасия не сомневалась в том, что и она сможет стать сегодня навеки любимой. Но фокус не удался. Эта девушка в командные игры не играла. Только в свои. Но об этом я узнал позже.

* * *

Наутро (30-го июля), наскоро позавтракав, мы окольными тропками пошли к пятой штольне. Она располагалась на высоте 3020 метров, и нам предстояло подняться на треть километра и даже больше – перед тем, как уйти под землю, я хотел забраться повыше с тем, чтобы удостовериться, что в Шахмансае (ущелье, в правом борту которого пробиты вторая и пятая штольни) никого нет. К моей великой радости ушибленное колено почти не давало о себе знать – видимо, благодаря мази, втертой в нее волшебной лапкой Анастасии. Ребра, правда, побаливали, но вполне терпимо.

Взобравшись на водораздел Шахмансая, мы залегли за камень и осмотрелись. Ущелье с места наблюдения было видно, как на ладони, и мы сразу же увидели на промплощадке второй штольни двух таджиков, спешно укладывающих на осла несвернутую желто-голубую палатку.

– Похоже, они кого-то грабят, – прокомментировала Анастасия их действия. – Смотри, там выше, у скалы, еще два осла стоят с рюкзаками притороченными.

– Точно грабят, – согласился я. – У чабанов отродясь не водились импортные палатки и рюкзаки... Сдается мне, что с похитителями Веретенникова случился дефолт... Либо погибли в штольне, либо... либо Валера просто-напросто сбежал, и они скопом бросились за ним в погоню. Но почему Баклажан поставил лагерь у второй штольни? Сом в ней никогда не работал... Может быть, Валерка решил в Сусанина поиграть? Сомнительно...

Погрузив палатку, грабители погнали ишаков вниз по ущелью.

– Кстати, ты знаешь, что это истинные арийцы Баклажана ограбили? – спросил я Синичкину, провожая их глазами.

– Знаю, – механически откликнулась девушка.

– Откуда ты знаешь? – удивился я.

Анастасия смутилась, увеличив мое удивление, и спросила:

– Какие арийцы? Они, что ли, немцы?

– Напротив. Немцы, славяне, индийцы, иранцы и многие другие народы произошли от предков этих самых мародеров.

– Шутишь?

– До нет... В ягнобских кишлаках до сих пор рождаются голубоглазые светловолосые детки... Арийцы именно с этих краев по индиям и европам разбрелись.

* * *

Когда караван мародеров скрылся из виду, мы пошли ко второй штольне.