|
— Донован слушает.
— Это я.
— Привет, малышка. У тебя все в порядке?
В его голосе слышались и забота, и озабоченность. Ее опять обуяли противоречивые чувства. Он иногда был довольно чутким, но тут же ей вспомнилось, как Донован сначала страстно поцеловал ее, а потом оставил одну на пороге дома…
Или у него внутри какой-то коммутатор, который переключает его то на нее, то на что-нибудь другое? Как такой отец повлияет на их ребенка?
— Кэссиди?
— Я хочу тебя кое о чем спросить. Это очень важно…
— Давай.
— Каким отцом ты намерен быть? Всегда будешь занят, когда у сына в школе, допустим, соревнование или выступление на концерте, или все-таки выделишь для него время?
— Секунду.
Она услышала скрип кресла, потом шаги по деревянному полу. Наверное, он в кабинете. Потом она услышала, как хлопнула дверь. А потом он сказал:
— Не знаю.
— Ох…
— Кэссиди, я меньше недели назад узнал, что стану отцом. В тот же вечер я пришел к тебе, чтобы попросить стать моей женой. У меня еще не было времени подумать о нашем сыне.
— Ну так думай прямо сейчас! Что тебе говорит внутренний голос?
Она услышала тяжелый вздох.
— Мой внутренний голос подсказывает: я знаю, что ты хочешь услышать, но мне не хотелось бы тебе врать, Кэссиди. Я понятия не имею, каким буду отцом. Но мне хочется принимать участие в жизни сына, хотя работа всегда будет для меня в центре… Я не могу обещать это изменить, но обещаю постараться.
Она держала телефонную трубку и размышляла над тем, что услышала.
— Желаю тебе не провалиться, Донован. Мой папа… когда мы росли, его с нами не было. Сейчас он старается что-то сделать, но такое ощущение, будто он пытается искупить вину. Я намерена настаивать, чтобы ты принимал участие в жизни сына.
— Хорошо. Это будет частью нашей работы. Нашей с тобой.
Донован оглядел небольшую группу гостей, собравшихся позади розового особняка Франзоне, чтобы отпраздновать его женитьбу на Кэссиди. Чуть в стороне стоял Тони Франзоне и о чем-то говорил по мобильному. Этот человек был все-таки лучшим отцом, чем полагала Кэссиди. Недавно он подошел к Доновану и недвусмысленно предупредил его, что если тот еще раз обидит его дочь, то очень об этом пожалеет. Доновану были вполне понятны скрывавшиеся за этими словами чувства.
Он еще раз оглядел толпу, выискивая своих родителей. И нашел. Они стояли особняком, молча разглядывая людей вокруг. Донован видел, как, входя в дом Франзоне, мать пожала плечами. Он велел себе не задерживаться на мысли о том, что у них не было настоящей семьи и что они никогда не были по-настоящему близки. И все-таки чуть-чуть расстроился, что здесь присутствует не вся его семья.
Разумеется, большую часть родни он и не приглашал. Пока он не будет готов к разговору на совете директоров, не следует много шуметь о женитьбе.
Маркус решил проблему на Западном побережье и в пятницу вернулся. Поздней ночью Доновану позвонил дядя Брандт, поздравил с благополучным разрешением конфликта и намекнул, что только холостяцкое положение мешает Доновану занять пост директора. Донован чуть не ляпнул ему о свадьбе, но решил, что осторожности ради уместнее промолчать.
Увидев приближающегося Адама Франзоне, Донован слегка напрягся.
— Ты уверен, что хочешь жениться на моей сестре? — Адам подошел и встал рядом с Донованом на ступеньке бельведера.
— На все сто, — ответил Донован.
— Попробуй только обидеть ее еще раз!
— Восемь месяцев назад я обидел ее неумышленно. Я делал ей предложение, но она его не приняла.
— Не приняла?. |