За зеленеющими холмами возвышаются высокие горы, совсем недалеко. Он всегда любил горы, их любила Сюзан, их любит Мэри. Вот в чем сложность, если говорить об отъезде! В невероятном притяжении земли, где травы миллионы лет колышутся под ветром, где шепчутся листья осин и бродят бизоны, где осенью все покрывается золотом. Как человеку, вдохнувшему вольного воздуха степей, познавшему красоту заоблачных гор, приковать себя к письменному столу, привыкнуть к людным улицам города на Востоке?

Он припомнил поход, когда впервые увидел прерии. Много дней они ехали на запад, и день за днем перед ними расстилалась бескрайняя степь. Она называлась Великой Американской пустыней, но это была не пустыня в прямом смысле слова. Всюду росла изумрудная трава, по которой, как корабли в море, бродили бизоны… тысячи диких лошадей, антилопы! И гигантские тополя вдоль рек.

Майор поднялся, чувствуя себя очень одиноким, и вышел на воздух, свежий, прохладный, с примесью аромата сосен, растущих по горам. По ту сторону пыльной улицы какая-то лошадь била копытом и отмахивалась хвостом от мух. На крыльцо вышел человек в шахтерских сапогах и остановился на ступеньках. Из лагеря выехали двое в мундирах.

Вот это его жизнь, и майору не хотелось менять ее. Он постоял минуту, вертя в руках сигару, наконец зажег ее, вернулся в комнату и уселся за стол. Он стал думать о Келси… Рубене Келси. Его надо найти: он слишком опасен, чтобы дать ему удрать.

В конце дня вернулся очередной патруль с рапортом о стычке и двумя пленными, которые ничего не могли рассказать… или не хотели. После допроса майор засомневался, есть ли им что сообщить. Они утверждали, что их послали разыскивать лейтенанта Брайана и золото. Потом пришло известие, что золото захвачено. Бандиты прибыли к месту встречи у Пресного ручья, но обнаружили только, что лагерь пуст.

Майор был уверен в одном: банда Келси неизвестно почему расползлась по швам. Люди разбежались, пытаясь исчезнуть. А может, они разыскивали самого Келси.

— Сэр, — предположил Кэхил, — скорее всего Келси захватил деньги и сбежал. Один.

— Согласен. — Деверо нахмурил брови, и у Кэхила, любившего его как отца, сжалось сердце. За последние дни майор осунулся и как-то сразу резко постарел. — Вернется второй патруль, пусть капрал Чансел немедленно доложит мне о рейде.

В Южное ущелье пришел траппер, промышлявший к северу от Извилистой реки.

— Все, кто идет на север, дураки, — заявил он Кэхилу, с удовольствием поглощая в ресторане тушеное бизонье мясо, — там повсюду рыскают сиу и черноногие. Мне с трудом удалось ускользнуть от их выступивших на тропу войны отрядов. Больше не буду охотиться, — добавил он. — Переловили всех бобров, так они могут исчезнуть совсем. — Он продолжил задумчиво жевать и наконец, покончив с горячим, произнес: — Я там не видел никого, кроме индейцев, и, если в той стороне кто-то и есть, им лучше сматываться оттуда, да поскорее. Никогда в жизни не встречал столько краснокожих. — Он помолчал и поднял глаза на лейтенанта. — Мне там попалось кое-что чертовски интересное. Несколько лет назад я нашел пещеру, а теперь кто-то потрудился и замуровал ее, устроил в ней склад: снаряжение, инструменты, консервы… Похоже, кто-то готовился там отсидеться. — Да, а к востоку от Головы Ящерицы я нашел свежие следы. Три лошади… только одна подкованная.

— Может, какой-то другой траппер?

— Там больше никто не охотится. Никто, кроме меня. Это высокогорье, пустыня. Кто туда потащится?

— А есть тропа через горы?

— Конечно.