Прошли не долго. Кукша остановил меня, указал на какие-то следы.

— Лось прошел! Вон туда! — прошипел пацан, и показал мне направление.

— Лось — это хорошо. Давай, вперед иди, я за тобой потихоньку, — шепотом ответил я ему.

Мы двинулись по следу. Кукша скользил бесшумно, я за ним по проделанной им лыжне. Дошли до замерзшего ручья. Странно, кругом снег, а тут земля голая, метра два квадратных. Кукша поднял руку, это был наш знак «Внимание!». Я остановился, пацан снял лыжи и начал осматривать пятно. Потом быстро вернулся, нацепил лыжи:

— Туда зверь пошел! За ним быстро надо!

— Не заблудимся хоть? — я осматривал лес, кругом ни одного ориентира, только деревья.

— Не, по нашим следам обратно пойдем.

— Ну смотри, давай тогда за лосем.

Шли еще минут двадцать, на этот раз быстрее. Пока не услышали толи стон, толи всхлипы, толи вой.

— Волки!? — я схатился за Кукшу.

— Не, их следов нет, то лось воет так.

Прошли осторожно метров тридцать, и вышли на поляну. Посреди поляны был лось. Ну как посреди поляны, голова от лося торчала посреди поляны, да горб выглядывал. Остальное было под снегом. И вроде как подо льдом. Лось жалобно подвывал, изредка вскидываясь из снега. Мы обошли поляну вокруг. Животина нас заметила, начала нервничать, пытаться выбраться, но у нее не получалось, только еще жалобней стонала. Кукша достал лук. Мы стояли сбоку от лося, шея его подрагивала, одним глазом он косил на нас. Морда у него была жалостливая, печальная, да обреченная. У меня аж сердце заныло. Сидит животное, мучается в этой яме, а мы его убить собираемся. Блин, жалко. Я зверей с детства люблю. Мозг понимает, что нам кожа нужна, мясо, а вот душа не на месте.

— Погоди, — я положил руку Кукше на лук так, чтобы он стрелять не смог, — жалко зверя. Бегал видать тут, да в яму попал. Выбраться не может.

— Ну и что!? — Кукша моего пацифизма не разделял, — сейчас добьем, чтобы не мучался, да и в деревню оттащим, мяса будет много, кожи. Ты же сам говорил, что надо! Да и обувку сделаем. Кости на клей да на поделки разные.

Кукша был со всех сторон прав. А я так не мог. Ладно бы там гусь или курица, ну даже заяц на худой конец. Тут же туша здоровая, красивая, да и глаза как у человека почти. Ну ладно, не как у человека, как у коровы скорее. Да что же это делается-то со мной!

— Не, не дам, — я встал между лосем и Кукшей, — вот что хочешь делай, не дам завалить его.

Кукша опустил лук.

— Нет так нет, еще настреляем. Ты старший родич, тебе и решать. Только непонятно это…

— Да посмотри ты на него, — я показал на лося, тот, казалось, даже плакать начал, — тоже ведь живой. Сидит, пошевелиться не может. А мы его стрелой… Самому не жалко? С едой у нас пока нормально, кожа — да и хрен с ней, кости туда же. Тут вон красота какая загибается, еще и живая, а мы все о животе думаем… Мы же люди, умнее да сильнее их всех… Вроде как братья они нам меньшие… Я мы их стрелами…

Я опустил руки. Объяснить свое поведение Кукше я не мог. Как ему объяснить красоту природы для жителя города, если он на этой природе живет, а точнее борется с ней каждый день за выживание. Слова у меня закончились, пусть Кукша свое слово скажет.