– Как и у всех у нас.

   – Только мы, к счастью, попусту не брешем.

   – А она что брехала?

   – Да. Сплетни были её любимым занятием. Без них она не могла ни пить, ни есть, ни спать.

   – И уснула навеки, – тихо проговорил Морис.

   – Можно и так сказать, – согласился Наполеонов.

   – А сколько лет было старушке? – спросила Мирослава.

   – Шестьдесят два года.

   – Наполеонов! Имей совесть! Какая же она старуха?! Она старше твоей матери всего на каких-то семь лет.

   – Но, но! Мать мою не тронь! – погрозил он шутливо пальцем, – моя мать это святое.

   – Ты прав, Шура, – согласилась Мирослава, – Софья Марковна святая женщина.

   Наполеонов покосился на неё, пытаясь уловить в её голосе иронию. Но ничего не заметил.

   Подумав немного, он добавил, – если бы ты видела, какой страшной выглядит эта старуха, ты бы не цеплялась к моим словам. Такое впечатление, что она только что с помела слезла. Видно недаром люди говорят, что у неё язык был вместо помела.

   – Шура, я что-то не припомню, чтобы жертвы убийств выглядели симпатичными даже на фото Легкоступова.

   – Не напоминай мне об этом изверге! – воскликнул следователь, – он уж точно бы сварганил из этой Майской на снимках майскую розу.

   – И чем тебе не угодил Легкоступов, не пойму, – улыбнулась Мирослава.

   Наполеонов бросил на Мирославу такой кислый взгляд, что ей показалось, что она только что съела целый лимон.

   – Молчу, молчу, – улыбнулась она.

   Хотя полицейский фотограф Валерьян Легкоступов был удивительным фотографом.

   Все сходились на том, что ему нужно работать не в полиции, а в модельных агентствах и салонах, запечатлевая на плёнки первых красавиц мира.

   Но Легкоступов из полиции уходить не собирался и намеривался ещё долго доводить до белого каленья оперов и следователей своими высокохудожественными снимками с мест преступлений.

   – А у убитой были дети? – спросила Мирослава.

   – Нет.

   – А родственники?

   – Муж четвёртый по счёту от неё сбежал. Мать умерла. Отец, вроде тоже спасся бегством.

   – Про него вообще ничего неизвестно?

   – Старожилы, которые помнят его, говорят, что он был весёлым, компанейским человеком.

   – Он может быть жив. Может быть живой и бабушка.

   – Это, навряд ли, – покачал головой Наполеонов и проговорился, – я на всякий случай старый адресок Терезиной бабушки раздобыл.

   Мирослава сделала вид, что не заметила его оговорки и сказала, – может дальние родственники есть.

   – Она богатая? – неожиданно спросил Миндаугас.

   – Ты это к чему? – поинтересовалась Мирослава.

   – Дальние родственники находятся в том случае, – пояснил свою мысль Морис, – если есть, что наследовать.

   Мирослава перевела вопросительный взгляд на Наполеонова.

   – Пока не знаю

   – Узнай. И ищи родню.

   – Думаешь из-за наследства?

   – Не знаю, – пожала плечами Мирослава.