И в конце концов, разве я не понесла тяжелую утрату? Я навсегда лишилась надежды, которую, казалось, у меня никто не отнимет.
Она отхлебнула ароматного горячего напитка. Какая ложь! Каким прямым и честным он казался. Одинокий вдовец, лелеющий свое горе в достойном и благочестивом молчании. Отказывающийся от утешения. Какая ложь вся его жизнь… Лора со стуком поставила чашку на блюдце.
Гонория, прямая как палка, крепко вцепившись в сумочку, сейчас выставила ее перед собой на манер щита. Желая с одной стороны как то оправдать свое присутствие, а с другой – поскорее ретироваться, она напомнила Лоре о каталоге, добавив:
– Конечно, это сейчас неважно. Я могу зайти потом.
– О нет, пожалуйста, не надо! – с нелестной для Гонории поспешностью воскликнула Лора, вскакивая с места. – Я мигом.
Она побежала наверх, во вторую спальню, которая служила ей также кабинетом, и принялась рыться в почте. Каталога не было. Ни там, ни на письменном столе, ни в папке «Сады. Дизайн». Она уже собиралась посмотреть в портфельчике, но тут вспомнила, что накануне вечером, сидя в гостиной, перелистывала каталог. Там она и нашла его, на журнальном столике.
– Я отметила галочкой те, которые, мне кажется, могли бы вам подойти. – Лора вернулась в кухню. – Не торопитесь возвращать. Распродажа еще только через шесть недель. – Она помолчала. – Гонория…
Гонория дернулась и резко повернула голову, как будто вдруг очнулась ото сна. Она встала и взяла каталог, даже не взглянув на Лору. Ее губы, и всегда то осуждающе сведенные, сейчас были сжаты крепче обычного. Щеки горели, глаза пылали холодным пуританским огнем.
Лора испытала облегчение, когда за ней закрылась дверь. И главное, ведь все равно она ничего не купит. Это уже не первая попытка. Разве такой что нибудь продашь? Прижимистая Гонория и пяти фунтов пожалеет, а тут целых пятьсот.
Лора опять села за стол и задумалась, продолжить ли плакать или заварить еще чаю, и тут взгляд ее упал на фотографию. Всего за полчаса до прихода Гонории Лора вынула ее из серебряной рамки и бросила в корзину для бумаг. Следом туда же полетело изрядное количество пропитанных слезами бумажных носовых платков, однако они не полностью скрыли фото. Лицо Джеральда можно было различить, он улыбался сквозь всю эту сырость.
Видела ли Гонория фотографию? Наверно, видела, домыслила недостающие звенья, поставила точки над «и» в этой истории любви и отчаяния. Лора разозлилась на себя за беспечность, за то, что оставила фото в корзине. И на Джеральда. За то, что… За то, что он Джеральд. Побуждаемая гневом и отвращением, она отправила содержимое корзины в чугунную топку кухонной плиты и сразу горько об этом пожалела.
Рекс уже собирался сесть за работу. Он старательно сжевал отруби и чернослив, три раза прогулялся вокруг квартала с собакой, сделал пятьдесят глубоких вдохов перед открытым окном и вымыл руки. Последнее имело особую важность.
Как то раз Рекс видел по телевизору интервью со знаменитым сценаристом, так тот выражал глубокое почтение собственным рукам, именуя их орудиями своего труда. Писательские руки были застрахованы на баснословную сумму, как ноги легендарного чечеточника Фреда Астера. Сценарист тщательно мыл их каждое утро, пользуясь самым лучшим, трижды перетертым в хлопья и вновь спрессованным мылом с добавлением меда и молока. Затем тщательно споласкивал в родниковой воде и промакивал девственно белым, мягким, пушистым полотенцем, извлеченным из герметичной упаковки. Только после этого знаменитый литератор мог помыслить о том, чтобы подойти к своему компьютеру, который тоже был в своем роде произведением искусства.
Рекса настолько впечатлила вера этого человека в ритуал, что он тут же его перенял. Он прекрасно знал, насколько важен режим. Пособия «Как стать успешным писателем», которые у него имелись практически все, твердили об этом. |