— А я, папа, — сказала мисс Лавиния, — прошу тебя, не говори Белле, сколько всего мне пришлось вытерпеть. Пользы от этого будет мало, а она, пожалуй, начнет корить себя.

— Душенька! — воскликнул мистер Самсон. — Она должна знать все!

— Нет, Джордж, — жертвенным тоном проговорила мисс Лавиния. — Нет, милый Джордж, предадим это забвению.

Мистер Самсон усмотрел в таком ответе «излишнее благородство».

— Благородство никогда не бывает излишним, мой милый Джордж, — возразила Лавиния. — И еще, папа, прошу тебя вот о чем: постарайся не говорить Белле о моей помолвке с Джорджем. Как бы это не напомнило ей, что она загубила себя. И надеюсь, папа, ты не станешь также говорить в присутствии Беллы о видах Джорджа на будущее. Не то она подумает, что мы попрекаем ее их бедностью. Нет, я никогда, никогда не забуду, кто из нас младшая сестра, и никогда, никогда не позволю себе подчеркивать разницу между нами, чтобы не ущемлять ее самолюбия.

Мистер Самсон выразил уверенность, что так ведут себя только ангелы. Мисс Лавви ответила проникновенным голосом:

— Нет, милый Джордж, я только человек.

Миссис Уилфер, со своей стороны, еще больше подчеркнула драматичность момента, устремив на мужа глаза, похожие на два черных вопросительных знака, сурово осведомляющиеся: «Заглянул ли ты себе в душу? Чиста ли твоя совесть? Можешь ли ты сказать, положа руку на сердце, что стоишь такой истерической дочери? О том, стоишь ли ты такой жены, я уж не спрашиваю, что говорить обо мне! Но способен ли ты прочувствовать и оценить высокий смысл семейной сцены, при которой тебе случилось присутствовать?» Этот допрос привел Р. У. в сильнейшее замешательство, тем более что он все еще находился под некоторым воздействием винных паров, да к тому же волновался, как бы не выдать неосторожным словом своего преступного соучастия в известном событии. Но поскольку семейная сцена близилась к концу, и к концу более или менее благополучному, он погрузился в спасительную дремоту, чем крайне возмутил свою супругу.

— Неужели мысли о вашей дочери Белле не мешают вам спать? — презрительно осведомилась она.

И выслушала кроткий ответ:

— Да как будто не мешают, друг мой.

— Тогда, — сказала исполненная негодования миссис Уилфер, — я бы посоветовала вам пощадить мои чувства и удалиться в спальню.

— Благодарю тебя, друг мой, — ответил он. — Пожалуй, ты права, лучшего места для меня сейчас не придумаешь. — И с радостью удалился.

Недели через две после этого супруга нищего (под руку с нищим) пожаловала в Холлоуэй к чаю, по приглашению, переданному через отца. И смелость, с какой жена нищего пошла штурмом на неприступные позиции самоотверженной мисс Лавви и в мгновение разнесла их в пух и прах, послужила ей залогом победы.

— Мамочка! — воскликнула Белла, с сияющим лицом вбегая в комнату. — Здравствуй, мамочка! — И кинулась ей на шею. — Здравствуй, милая Лавви! Как ты поживаешь, и как поживает Джордж Самсон, как его дела, когда вы поженитесь и скоро ли вы разбогатеете? Лавви, ты сейчас же, немедленно обо всем этом мне расскажешь! Джон, голубчик, поцелуй маму и Лавви, и тогда все у нас будет просто и хорошо.

Миссис Уилфер тщилась уничтожить ее взглядом, но безуспешно. Мисс Лавиния тщилась уничтожить ее взглядом, но безуспешно. Не испытывая, по-видимому, ни малейших угрызений совести, Белла без всяких церемоний сняла шляпку и села к столу разливать чай.

— Мамочка и Лавви, я знаю, вы обе пьете с сахаром. А ты, папа (мой добрый, миленький папа), пьешь без молока. Джон любит с молоком. Раньше я тоже пила без молока, а теперь с молоком, как Джон.