— Сходить с тобой?

— Робин все еще по уши в своем проекте?

— В семь мы идем ужинать, а потом она снова возвращается в студию.

— Тогда играй с собакой… Спасибо за предложение, Алекс, но ты и так совершил подвиг, смотавшись в Нью-Йорк и обратно за двое суток. Кроме того, общаться со мной, когда мой мозг мертв, — занятие не из приятных. И не говори, что ты в курсе.

На ужин у нас были телячьи котлеты, салат и пиво. К девяти часам Робин вернулась к своей работе, а я растянулся на диване в кабинете с газетой. Бланш улеглась рядом и сделала вид, что ее интересуют текущие события. В половине одиннадцатого я проснулся, отлежав себе все, что возможно. Бланш упоенно храпела рядом. Я уложил ее в корзинку и отправился в студию.

Робин сидела за верстаком, постукивала по дереву и что-то выпиливала.

— Ох нет! Бедняжка!

— В чем дело?

— Ты заснул, и теперь тебя скрутило.

— Так очевидно?

Она отложила в сторону зубило и коснулась пальцами моего лица.

— Кожаный диван. На тебе вмятины от швов.

— Шерлок ты наш, — нежно улыбнулся я.

— Хочешь, я отправлюсь с тобой?

— Куда?

— В одну из твоих поездок.

— Я никуда не собирался ехать.

— В самом деле? — усомнилась она. — Ладно, я заканчиваю, и мы может поиграть во что-нибудь.

На идеально чистом верстаке лежала задняя часть мандолины из клена, а на полу — аккуратная кучка стружек.

— Я не собираюсь мешать гению.

— Это вряд ли. — Робин улыбнулась. — А что ты собираешься делать?

— Возможно, присоединюсь к Майло. Он следит за Тони Манкузи, возможно, даже повезет его на допрос.

Новая улыбка.

— Теперь я убедилась, что это действительно ты, а не твой инопланетный клон. Поцелуй меня и отправляйся.

Я позвонил Майло из машины:

— Твой миелин усохнет.

— Возможно, его и так перебор.

— Мистер Зрелый Человек?

— Вопреки собственному желанию.

Мой друг позаимствовал побитую коричневую «камаро» с полицейской парковки и поставил ее на расстоянии десяти машин от дома Тони Манкузи, причем так, что уличный фонарь, освещая заднюю часть машины, не доставал до сиденья водителя.

Заметив меня, он открыл дверцу.

Внутри пахло потом, табаком и свининой. На заднем сиденье рядом с коробкой из-под риса расположились три картонки с начисто обглоданными ребрышками, набор небольших чашек с остатками кисло-сладкого соуса, салфетки в жирных пятнах и пара сломанных зубочисток. На коленах у Майло стоял клетчатый термос, а его лицо и тело представляло собой единую темную массу. Когда мои глаза привыкли к темноте, я разглядел, что он переоделся в черную вельветовую рубашку, на нейлоновом ремне пристегнул кобуру с девятимиллиметровой «пушкой» и обул новые кеды.

— Ты такой нарядный…

Майло вынул из ушей наушники плейера и выключил его.

— Ты что-то сказал?

— Просто «привет».

— Я бы предложил тебе поесть, но…

— Я сыт.

— Еще один салат для знати за безумные деньги?

— Мы ужинали дома.

— Домосед.

— Что ты слушал?

— Оттолкнись от противного: не Джуди, не Бетт, не Лайза, не Барбра. Догадайся.

— ????

— Бетховен.

— Какой, однако, любитель классики, — покачал головой я.