Он терпеть не мог пива, но понимал, что должен хоть что-нибудь заказать ради возможности спокойно посидеть в прохладе и тишине. Пиво он пить не собирался.

Бармен принес кружку, и Дэвид расплатился. Затем, когда бармен ушел, он принялся крутить кружку по поверхности стола. И тут это началось опять. Тяжело вздохнув, Дэвид оттолкнул это. «Нет!» – с яростью сказал он.

Немного погодя он встал и вышел из бара. Было начало одиннадцатого. Но время не имело значения. Все знали, что он постоянно опаздывает. Все знали, что он пытался избавиться от этого, но безуспешно.

Его кабинет находился в самом конце коридора – маленькая кабинка с ковриком, диваном и письменным столом, на котором лежали карандаши и бумага. Это все, что было нужно. Однажды Дэвиду предложили секретаря, но чего хорошего, если кто-то будет сидеть за дверью и прислушиваться к его крикам?

Никто не видел, как он зашел в кабинет, – у него был отдельный вход. Заперев за собой дверь, Дэвид снял пиджак и положил поперек стола. В кабинете было душно, и он решил открыть окно.

Далеко внизу виднелся город. Дэвид постоял немного, наблюдая за людской суетой. «Сколько из них?» – подумал он.

Тяжело вздохнув, Дэвид отвернулся от окна. Вот он и на месте. Не было никакого смысла оттягивать неизбежное. Он обязан это сделать. Лучше уж покончить со всем быстрее и сбежать отсюда.

Он задернул шторы, подошел к дивану и лег. Взбил подушку, затем потянулся и замер. Руки и ноги почти мгновенно онемели.

Это началось.

Теперь он не стал это останавливать. Оно просачивалось в его мозг, как тающий лед. Врывалось как зимний ветер. Кружилось призрачным вихрем. Оно наваливалось и заливало его, поднимаясь и расширяясь, пока не заполнило весь его разум. Тело одеревенело, он начал задыхаться, грудь вздрагивала при каждом вдохе, сердце билось с отчаянной силой. Скрюченные пальцы, словно белые когти, царапали обивку дивана. Он вздрагивал, стонал и корчился. В конце концов он закричал. И кричал очень долго.

Когда все закончилось, Дэвид лежал на диване, обмякший и неподвижный, с остекленевшими глазами. Набравшись сил, он поднял руку и посмотрел на свои часы. Было почти два.

Встать удалось с трудом. Ноги словно налились свинцом, но Дэвид сумел доковылять до стола и сел за него.

Он начал что-то писать на листке бумаги, а потом, дописав до конца, положил голову на стол и провалился в забытье.

Очнувшись, он отнес листок начальнику. Тот просмотрел написанное и удовлетворенно кивнул:

– Четыреста восемьдесят шесть, да? Вы уверены?

– Уверен, – тихо ответил Дэвид. – Я ведь видел каждого из них.

Он не стал добавлять, что среди них был и Коултер со всей своей семьей.

– Хорошо, – сказал начальник. – Давайте посмотрим: четыреста пятьдесят два – в дорожно-транспортных происшествиях, восемнадцать – во время купания, семеро – от солнечного удара, трое – из-за фейерверков и еще шестеро – по другим причинам.

«Например, одна девочка обгорела, – подумал Дэвид. – Один младенец съел муравьиную отраву. Одну женщину ударило током, а еще один мужчина умер от укуса змеи».

– Ну что ж, давайте остановимся… э-э, на четырехстах пятидесяти, – решил начальник. – Это всегда впечатляет, когда погибает больше, чем мы предсказывали.

– Конечно, – согласился Дэвид.

Этот материал появился на первых полосах всех вечерних газет. Когда Дэвид ехал домой, какой-то пассажир сказал своему соседу:

– Кто бы мне объяснил, как они это узнают?

Дэвид поднялся и отошел в дальний конец вагона. Там он и простоял до своей станции, слушая стук колес и думая о Дне труда.