Родные Анжелики, люди бедные и ограниченные, намеревались извлечь выгоду из необычных способностей девочки, перевозя её из города в город и показывая публике. Первый сеанс состоялся в Мортане.

Слух о прибытии необыкновенной девочки быстро распространился по городу, и в тот же вечер на неё пришли посмотреть более 150 человек. В отличие от медиков Мамера, которые сначала отказались обследовать Анжелику Коттен, и от медиков Беллесма, которые не приехали на сеанс, хотя находились всего на расстоянии одного километра, врачи Мортаня с энтузиазмом занялись обследованием «электрической девочки».

Именно по их настоянию родные Анжелики приняли решение везти её в Париж на суд членов Французской академии. 11 февраля они приехали в столицу. В первые же дни в отеле, где они остановились по прибытии, их посетили многие учёные. Анжелику представили учёному секретарю Академии Араго и доктору Таншу. 12 февраля 1846 года он провёл с ней серию опытов, которые длились более 2 часов.

Во время публичного сеанса, состоявшегося 17 февраля в Академии наук, учёный секретарь Академии Араго давал пояснения по поводу испытаний, которым доктор Таншу подвергал девочку, и прочитал по этому вопросу записку, переданную ему доктором и включённую потом в официальный отчёт о проведённом сеансе. Вот эта записка:

«Я дважды наблюдал электрическую девочку Анжелику Коттен. Стул, который я держал изо всех сил ногой и двумя руками, был отброшен прочь, когда она на него села. Бумажную полоску, которую я клал себе на палец, много раз уносило как бы порывом ветра.

Обеденный стол среднего размера и довольно тяжёлый множество раз колебался и двигался при одном только соприкосновении с одеждой Анжелики.

Вырезанный из бумаги кружок, положенный вертикально или горизонтально, начинал быстро вертеться от энергии, исходившей от запястья или локтевой складки девочки.

Большое и тяжёлое канапе, на котором я сидел, было отброшено к стене, когда рядом со мной хотела сесть испытуемая.

Анжелика Коттен

Стул, который прижимали к полу двое сильных мужчин и на половинке которого я сидел, был вырван из-под меня, когда на вторую половинку села Анжелика.

Любопытно, что каждый раз, когда стул отбрасывало, он тянул за собой одежду девочки. В первое мгновение она притягивалась к нему и только потом отрывалась. Два маленьких шарика бузины двигались, притягивались или отталкивались друг от друга в присутствии девочки.

Сила эманации Анжелики менялась в течение дня. Она возрастала между семью и девятью часами вечера. Возможно, тут как-то сказывалось влияние ужина, который она съедала в шесть часов.

Эманации шли только спереди, от запястья и локтевого сгиба её руки.

Энергия истекала только с левой её стороны; левая её рука была теплее правой, от неё исходил мягкий пульсирующий жар, как и от всей левой половины тела, когда она делала быстрое движение. Эта рука постоянно дрожала от необычного напряжения, и эта дрожь передавалась при прикосновении чужой руки.

В период наблюдения её пульс менялся от 105 до 120 ударов в минуту и показался мне неритмичным. Когда её изолировали от общей почвы, усаживая на стул так, чтобы её ноги не касались пола, либо ставили её ноги на стопы сидящего напротив человека, непонятные явления прекращались; такой же результат был, когда она садилась на собственные ладони. Её электрические свойства исчезали также, если под ногами у неё был натёртый воском паркет, прорезиненная ткань или кусок стекла.

Во время пароксизма, то есть пика её электрической активности, девочка не могла прикоснуться левой рукой ни к одному предмету, чтобы тут же не отдёрнуть её, как от ожога; когда её одежда прикасалась к мебели, она притягивала эти предметы, перемещала и переворачивала их. Отдёргивая руку, она пыталась избежать боли, так как её били электрические разряды: она жаловалась на уколы в запястье и в локтевом сгибе.