|
X).]; этот человек олицетворенная ходячая мораль; он говорит не иначе, как сентенциями; вы не станете с ним спорить, вы согласитесь с ним во всем до последнего слова, но смертельно соскучитесь, если поговорите с ним хоть десять минут. Несмотря на его правильное суждение, на здравый образ его мыслей, он немножко смешон, немножко bon homme[1 - добряк (франц.). – Ред.], как все люди, которые бросают бисер перед свиньями, которые с важностию рассуждают с слепыми о цветах, с глухими о музыке. Вот главные лица комедии: на них вертится все ее здание. Князь Любский, министр, приглашает Глинского вступить в службу и предлагает ему место своего товарища. Князь Радугин, давно уже просивший князя Любского о месте, ожидал в это время ответа от него; разумеется, министр прислал ему отказ. Случись же так, что судьбе, или, лучше сказать, автору угодно было сыграть престранную шутку. Письмо министра к Глинскому попалось в руки князя Радугина, который показал его (третье действие все происходит на водах) своим знакомым и начал павлиниться, играя роль товарища министра. Только что уходит князь, как является Глинский и говорит, что ему попалось, по ошибке в адресах, письмо, принадлежащее князю, а его находится в руках князя. Вот вам завязка комедии «Недовольные»: не правда ли, что она очень проста и естественна? В четвертом действии к князю являются с поклоном люди, всегда над ним смеявшиеся и, сверх того, поклявшиеся не подличать перед ним. Забавнее всего их предлоги, будто бы заставившие их заехать нечаянно к князю: эти предлоги так же естественны, так же приличны людям хорошего тона, как прилична ошибка в адресах министерской канцелярии. Повторяю, что простота и естественность составляют главное достоинство комедии г. Загоскина. Что ж далее? Разумеется, князь ломается, корчит из себя товарища министра, принимает своих поклонников в халате, обещает им милости; поклонники расходятся с самыми канцелярскими поклонами; человек докладывает о приезде Глинского; князь говорит с удовольствием, что и этот моралист приехал к нему с поклоном, и велит его принять; Глинский является и выводит дурака из его сладкого заблуждения. В это же время поверенный по делам князя докладывает ему, что его имение описано за долги. Князь бесится и бранит Россию. Вы думаете, что он бранит ее за то, что в ней нет снисхождения к таким знатным особам, как он, что в ней перед законом все равны: ничего не бывало! он бранит ее точно так, как дитя бьет вещь, о которую оно ушиблось, то есть без всякого резону, без всякой причины. Вы думаете, что Глинский воспользуется этим, чтобы спросить его, неужели во Франции законы протежируют должников, а не кредиторов, и фактом докажет ему превосходство России перед Франциею, в случае утвердительного ответа князя: ничуть не бывало! он говорит князю грубости, которых никогда не позволит себе человек хорошего тона. Князь говорит, что в России невозможно жить человеку с умом и душою, и этим оканчивается комедия. На первый случай довольно о самой комедии, скажем слова два о прочих действующих лицах. У князя Радугина есть теща, Анисья Дмитриевна Камская, что прежде была Матреной Саввишною Линскою: это лицо хоть кого так поставит в тупик; по своему происхождению, своему богатству и положению в обществе она кажется аристократкою; но по своему образу мыслей и выражения она очень похожа на этих торговок толкучего рынка, которые продают ситцевые рубашки, бумажные платки и белевые носки. В этом отношении даже знаменитая сваха Саввишна в «Черной немочи»[3 - «Черная немочь» — повесть М. Погодина. Белинский подробно писал о ней в статье «О русской повести и повестях г. Гоголя».], в сравнении с нею, кажется аристократкою. Камская говорит, что ей придется положить зубы на полку; пожалуй, незамай, с души прет; видя, как посетители вод пошли принимать их, она говорит:
Ну, батюшки, пошли на водопой.
Она подсылает своих лакеев выведывать тайны чужих домов, чтоб иметь пищу для своих сплетней; шпион ее, Афонька, хотел посмотреть, что делается в доме у Волгиных; там был бал, и хозяин дома, оставив гостей, вышел на улицу,
Как вдруг с наскоку Бряк в щеку! – Послушайте, за что? — А вот за что! – да хлысть в другую… . |
