– Будет, – твёрдо пообещал я. – Грамоту тебе выпишем благодарственную.

Очень скоро кому-то из нашего брата-чекиста, а возможно, и мне самому, придётся заниматься фильтрацией и в Архангельске, и в Холмогорах и в селениях поменьше, чтобы установить, кто действительно помогал белым, перемазавшись в крови, а кто нет. И мне, потихонечку да полегонечку, пора собирать информацию. Скажете – революция не мстит? Ох, не знаю, что и сказать. Всё будет зависеть от полученного приказа. А мне бы очень хотелось посмотреть в глаза офицерам из контрразведки, прессовавших меня двое суток. Понимаю, что это немного, но попробуйте продержаться хотя бы день, тогда и разговаривать буду. Ещё хотелось бы посмотреть в глаза тюремщиков, что не давали нам ни воды, ни питья. Ну, про караульных с Мудьюга вообще промолчу. Думаю, желающих «поговорить» с этими скотами очередь выстроится.

А вот сейчас я сделаю то, что не понравится моим читателям.

– Ты, Иван Петрович, начинай пока списочек составлять, – предложил я. – Понимаешь, о чём я?

– Не очень, – помотал головой хозяин. – Про списочек-то я понял, а что писать-то? Про тех писать, кто громче всех против коммунистов орал?

– Можно и про них, но ты сам говорил, что все вначале против Советской власти орали, – сказал я, решив уточнить свои интересы. – Мне полный список рабочих вашего завода на фиг не нужен, а понадобится – в отделе кадров возьму. Мне самое главное – установить, кто с контрразведкой сотрудничал, кто с англичанами мог якшаться. Понимаю, что трудно. Но ты, Иван Петрович, посиди, повспоминай, пока время есть. Если напрямую не знаешь, может, слухи ходили – дескать, с этим не стоит связываться, на Мудьюге окажешься.

– И чего, обо всех сплетнях писать?

– Писать, – твёрдо сказал я. – Сплетня на пустом месте не возникает. Да, бывает и наговор, враньё всякое. Но списочки такие не только ты станешь составлять, но и другие. Вот посмотрим, сопоставим, а там видно будет. Предположим, если в двух, а то и в трёх списках на одного человека укажут, что он рабочих контрразведке сдавал, какие можно выводы сделать? Но я же, Иван Петрович, тебя не прошу из головы выдумывать. Если все у вас чистенькие да честненькие, так это и хорошо. Нам меньше работы. Но про пароход ты написать не забудь. И главного укажи, кто эту идею рабочим подал.

– Напишу, – вздохнул хозяин.

– Вот и молодец. Напишешь – очень поможешь и нам, да и себе тоже, – хмыкнул я. Чтобы сменить неприятную тему, спросил: – О чём вообще в городе-то говорят?

– А что говорят? Говорят, красным нас и брать не надо. Мол, к чему им своих людей класть, если мы сами скоро от голода сдохнем.

– Неужели всё так плохо?

– Не плохо, а совсем хе…во, – выругался Иван Петрович. – Всех молодых и здоровых в армию забрали, мы вкалываем по десять часов, а то и по двенадцать, а могут ещё ночью дежурить выгнать – ополчение сраное! У меня нынче первый раз выходной за два месяца, куда это годится? Да такого и при царе не было! Нам, рабочим, паёк дают по пятнадцать фунтов хлеба в месяц, да рыбу гнилую, а остальным по десять. Добро бы, денег хватало, чтобы купить, так цены-то уже – ого-го какие! Моего жалованья в сто рублей – по прежнему времени огромные деньги, велосипед купить можно, – только на десять фунтов хлеба хватает, а хлеб-то со жмыхов, или с опилками. В прошлом месяце милиция по всем домам и квартирам прошлась, полушубки забрали. Мол, реквизиция в пользу армии. Квитанции оставили – мол, рассчитаемся после победы. А где победа-то, бл…дь? Пока мы вкалываем, начальнички наши деньги загребают, а потом кто в Норвегию, кто в Англию уплывают.