Он не знал, что сейчас происходит за стенами мрачного каменного мешка. Иногда ему приходило в голову, что никто и не собирался выполнять его требований и что на планете по прежнему продолжается бессмысленная бойня. Временами, наоборот, ему казалось, что ультиматум все таки возымел результат и что превенто ры и экстроперы убрались с Земли, вот только предупредить его, Гарса, об этом забыли – в виде этакой изощренной мести за доставленное унижение. Но проверить ни то ни другое у него не было возможности. Так же, как не было возможности точно установить, действительно ли Когниция использовала его, как пешку, или только блефовала в тайной игре, исход которой зависел исключительно от его веры в свое предназначение.

Его окружали только тускло освещенные стены. Теперь это был его Горизонт, и уйти за него на этот раз было никак нельзя. Это был его последний бой, и он предпочел бы скорее умереть, нежели проклясть все и сдаться, отказавшись от своего решения.

Но чем больше времени проходило, тем все больше его душу разъедали сомнения. Он спрашивал самого себя, сможет ли нажать зловещую Кнопку в том случае, если потерпит поражение, и не мог найти в своей пронизанной болью душе ответа на этот вопрос. Если в самом начале, когда идея ультиматума только пришла ему в голову, он знал, что ни при каких обстоятельствах не расправится с миром так, как он этого, в сущности, заслуживает, то теперь он уже не был столь уверен в себе. Груз, который он на себя взвалил, оказался таким нечеловечески тяжелым, что какие то невидимые стержни в нем хрустели и трещали, неумолимо надламываясь, и нельзя было поручиться, что однажды его воля и непреклонность не будут окончательно сломлены, и тогда…

Он старался не думать об этом, чтобы отогнать предательские, деморализующие волю мысли, но они все равно упрямо лезли ему в голову.

Порой он ловил себя на том, что и сам не верит, будто, нажав на Кнопку, сможет пустить весь этот мир в тартарары. Тогда его посещало неодолимое искушение проверить это самым простым способом, избавляющим и его,.и все человечество от ненужных мук, но, стиснув зубы, он перебарывал себя, потому что этот вариант означал бы позорное поражение, а ему ни в коем случае нельзя было проигрывать – ведь за его спиной стояли люди. Обычные люди. Слепые люди. Плохие и хорошие. Приятные и не очень. Много людей.

Чтобы отвлечься, он вспоминал. Однако этб не только не помогало держаться, но, напротив, лишь ускоряло приближение рокового конца. Воспоминания вызывали галлюцинации, под влиянием которых он беседовал с призраками давно погибших людей и слышал чьи то далекие голоса. Эти голоса и призраки в чем то убеждали его, они занудно зудили на тысячу ладов каждый о своем, они насмехались над ним, они умоляли его, они сердито проклинали его, и требовались неимоверные усилия, чтобы заставить себя не слышать их.

Это было тоже опасно. Чтобы выстоять возле Кнопки, нужно было забыть прошлое, вычеркнув его из своей памяти окончательно и бесповоротно.

Потом начались короткие периоды беспамятства, и он понял, что силы оставляют его. Взгляд его упал на бесполезную груду оружия, оставленную его бывшими соратниками на полу пещеры. «Что ж, – спокойно подумал он, – это мы оставим на крайний случай. Это будет довольно просто: установить переключатель пульсатора на полную мощность и длинной очередью обрушить стены так, чтобы тяжелые базальтовые плиты надежно завалили пещеру и входной туннель. Конечно, рано или поздно завал раскопают и путь к Кнопке будет открыт заново, но большего для мира я сделать не могу».

Но однажды, когда ему стало совсем худо, в окружающей его тишине наметился какой то перелом, и, недоверчиво насторожившись, Гарс замер.

Это были чьи то шаги. Они явно приближались. Кто то шел к нему по туннелю, и, судя по поступи, это мог быть только человек.