Граф, переглянувшись с герцогом Эндрю, тяжело вздохнул и произнес:

— Конечно, миледи… Я незамедлительно этим займусь.

* * *

Пока во дворце шли приготовления к церемонии прощания с телом императора, Александра Павловича, я отправился со скорбным визитом в дом Нарышкиных. Знакомый до боли путь показался как никогда коротким. Постояв немного на улице, я собирался с духом. Наконец, словно нырнув в темную пучину бушующего океана, я шагнул в дом. Приглушенный свет заливал весь особняк. В гостиной усыпанной множеством цветов с одуряющим, вызывающим своей сладостью даже легкую тошноту, ароматом. В центре комнаты, на возвышении, покрытом белоснежной тканью, покоился гроб с телом Даши. Девушка, пронзительно прекрасная, со сложенными на груди руками, одетая в подвенечное богатое платье цвета слоновой кости, казалась безмятежно спящей. Вокруг собралось все многочисленное семейство. Заметив меня, ко мне подошел глава рода, Николай Андреевич Нарышкин. Его пышные пшеничные усы обвисли, в глазах притаилось горе, которое он загонял как можно глубже, считая своим долгом поддерживать родных в пришедшем в дом несчастье.

Я склонил голову, едва выдавив из себя:

— Приношу свои соболезнования… Простите меня, Николай Андреевич, я безмерно виноват!

Нарышкин посмотрел на меня, мягко коснулся моей руки:

— Ваше Высочество, Иван обо всем мне рассказал. Нет вашей вины в том, что зло в человеческом облике добралось до моей девочки. Вы сделали, что могли. Вы сражались за неё. И ваша клятва покарать убийцу по закону греет мое сердце! Я рад тому, что сегодня вы с нами проводите Дашеньку в последний путь…

Он отошел от меня, вернувшись к рыжеволосой женщине, в прострации уставившейся на тело девушки. Видимо, эта была мама Даши, с которой я и не успел толком познакомиться. Вскоре я увидел Петра. Подойдя к нему, я тихонько поздоровался. Он сочувственно взглянул на меня:

— Как ты, Алексей? Какие страшные дни, сколько несчастий…

— Я жив. И сейчас мне это кажется заслуженным наказанием. — горько произнес я. Почувствовав, что мне становится дурно от душного цветочного аромата, я попросил Петра выйти со мной на свежий воздух.

— Где её похоронят? — глухо спросил я у парня. Тот с удивлением взглянул на меня.

— А ты не знаешь? Её не будут хоронить. Нарышкины — маги огня. Издавна повелось, что они не доверяют своих мертвых земле. С этим связана какая-то древняя легенда, но я точно её не помню… Поэтому после прощания гроб с телом вынесут из дома, в парке при имении есть алтарь духа рода. Вот там Дашу сожгут, а пепел поместят в памятную урну, которую разместят в специальном родовом склепе…

Я, пытаясь удержать слезы, взглянул в хмурое небо. Что ж, это казалось мне достойным прощанием с земной жизнью. И я верил, отчаянно верил, что душа Даши вместе с дымом погребального костра поднимется туда, вверх, и будет ждать того момента, когда я смогу к ней присоединиться…

Прошло полчаса. Церемония прощания подходила к концу. Гроб с телом Даши торжественно вынесли из дома под сдавленные рыдания родных, поместили на алтаре. Николай Андреевич встал в изголовье смертного ложа дочери.

— Сгорая сейчас, ты возродишься в ином мире, словно прекрасная птица Феникс! В нашем земном мире стало одним ярким, душевным огнём меньше. Но в мире ином прибавилось теплого животворящего света. Покойся с миром.

Он простер руки над телом Даши и тихо шепнул:

— Истинное пламя!

И яркий, слепящий белым светом огненный шар моментально воспламенил алтарь с девушкой на нём. Несколько минут — и на каменном ложе осталась лишь горстка пепла.

И только в этот момент ко мне пришло осознание — все кончено. Даши больше нет.

* * *

Когда я покидал дом Нарышкиных, погрузившийся в глубокий траур, у экипажа меня поджидал незнакомец.