– Вот. И я тут что подумала, кстати. Ты как влажность и жару переносишь? Чисто гипотетически?

– Да нормально, – отстраненно ответила Анна, пожав плечами.

– Отлично! Ты давай это, бери отпуск и полетели с нами.

– Куда полетели? – чуть не поперхнулась чаем Анна и подняла глаза, отставив маленькую кружку на стеклянный столик.

– Куда-куда? В Таиланд, мы туда уже двенадцать лет летаем каждый год. У нас там дача – арендуем виллу на все лето и живем. То прилетит кто-нибудь, то улетит. Давай-давай, не маши головой, тут без вариантов – сама же сказала, тебе на работе сложно сейчас.

– А…

– Все давай, в понедельник на работу поедешь, договаривайся, бери отпуск. Не-не-не, никаких возражений. Как ты сказала – ты мне очень благодарна? Вот и давай, отрабатывай. Я как сказала, что ты с дочкой с нами полетишь, даже этот обормот, прости господи, желание изъявил поехать. На твою козу небось засматривается.

– Кто? – от недоумения шепотом спросила Анна.

– Евгений Валентинович, епть. Заходил тут намедни в гости, поговорили мы с ним хоть за год первый раз более-менее нормально.

Анна не сразу поняла, о ком речь, но вдруг в ее памяти всплыл голос в телефоне и обезображенное шрамом лицо юноши, виденное в полумраке квартиры.

– А вы с ним из-за чего не общались? – осторожно поинтересовалась Анна. Вспоминая общение с рассудительным парнем, она недоумевала, каким образом они с мачехой не нашли общий язык.

– Он у меня хоккеем занимался, придурок, – произнесла Елена, но, хотя она и назвала своего пасынка придурком, в голосе ее чувствовалась гордость: – И так занимался, что в Череповец уехал, в спортшколу. Заиграл – кубки, медали, на юниорский чемпионат мира ездил. А потом на мопеде разбился, черт.

Елена произнесла это «черт» жирно, звучно, сказав даже не «черт», а «чорт», и в голосе ее слышалась плохо скрываемая ненависть. Но Анна почувствовала, что это чувства не к приемному сыну, а скорее к обстоятельствам.

Повисло недолгое молчание. Анна не хотела говорить первой, а Елена, сощурившись, смотрела в пространство.

– Врачи собрали его, дурака. Видела у него шрам на роже? Вот, то-то. Но рожа херня – у него ноги переломаны были, полгода в больнице провалялся. Я тоже дура. Мне бы настоять, чтобы он сразу учиться пошел – хоккей-то все, тю! В школе здесь его надо было восстановить, а я разрешила ему весну и лето догулять. Думаю, пусть развеется, все равно год потерян. Дура-дурой, ай. У этого, кроме клюшки с шайбой, ума-то в голове и ни на грецкий орех не было! Он ведь что: бухать начал, во все тяжкие пустился. Девки, клубы – куда только за ними не ездил, когда все местные дискотеки перетоптал. Я ему денег давать перестала, а он всех тут послал по мне, по матушке то бишь, и из дома ушел. Поэтому-то тебе его телефон и дала – пару месяцев дома не жил, всю шваль местную знает. Хорошо Кабан с ним общий язык нашел – как с мужиком, – в голосе Елены вновь появилась гордость.

– Он же типа из семьи ушел, а Кабан с ним как поговорил, он у него сейчас на стройке подрабатывает, вроде за ум взялся понемногу, учиться дальше собирается. Ну, Кабан-то ему еще денег подкидывает, чтобы я типа не знала, ага.

– Так вы помирились? – осторожно поинтересовалась Анна.

– Да нет пока, я ж те говорю! – даже стукнула ладонью по спинке дивана Елена. – Вот и давай, полетели. Ты со своей козой будешь отношения заново выстраивать, а я с этим дураком, прости господи, хоть пообщаюсь, может общий язык найду.