Элли Каунди. НепокорныеОбрученные - 2
Посвящается Яну, который, взглянув наверх, начал свое восхождение
Не уходи безропотно во тьму, Будь яростней пред ночью всех ночей, Не дай погаснуть свету своему!
Хоть мудрый знает – не осилишь тьму, Во мгле словами не зажжешь лучей – Не уходи безропотно во тьму,
Хоть добрый видит: не сберечь ему Живую зелень юности своей, Не дай погаснуть свету своему.
А ты, хватавший солнце налету, Воспевший свет, узнай к закату дней, Что не уйдешь безропотно во тьму!
Суровый видит: смерть идет к нему Метеоритным отсветом огней, Не дай погаснуть свету своему!
Отец, с высот проклятий и скорбей Благослови всей яростью твоей – Не уходи безропотно во тьму! Не дай погаснуть свету своему! (Томас Дилан – Не уходи безропотно во тьму, пер. В. Бетаки)
И закат и звезда с высоты За собою меня зовут. И не надо стонать у последней черты, А пора собираться в путь.
Так прилив выгибает спину И в пене ревет прибой, Вывинчиваясь из самых глубин И опять уходя домой
Темнеет. Вечерний звон. Дневной затихает шум. И не надо грустить и ронять слезу Оттого, что я ухожу.
Время, Место ‑ остались здесь. А меня понесло ‑ туда. Я надеюсь столкнуться лицом к лицу С Лоцманом у руля. (Альфред Теннисон – Пересекая черту, пер. Я. Фельдман)
Глава 1. Кай
Я стою в реке. Она синяя. Темно‑синяя. Отражает цвет вечернего неба. Я не двигаюсь, в отличие от реки. Она подталкивает меня и шуршит в траве у самой кромки воды. ‑ Вылезайте оттуда, ‑ говорит офицер. Он светит на нас фонариком, со своего поста на берегу. ‑ Вы же сказали опустить тело в воду, ‑ говорю я, прикидываясь, что не понимаю, о чем говорит офицер. ‑ Но я не говорил тебе самому туда лезть, ‑ отвечает офицер. – Бросай и выходи. И принеси его пальто. Ему оно больше не понадобится. Я смотрю на Вика, который помогает мне управиться с телом. Вик не заходит в воду. Хоть он и не здешний, но, как и каждый в лагере, слышал об отравленных реках Отдаленных провинций. ‑ Все в порядке, ‑ спокойно говорю я Вику. Офицеры и чиновники хотят, чтобы мы боялись этой реки, всех рек, чтобы мы никогда не пытались пить из них и никогда не пытались переплыть. ‑ Разве вам не нужен образец ткани? ‑ окликаю я офицера, пока Вик пребывает в замешательстве. Ледяная вода достигает моих колен, голова мертвого мальчика запрокинута назад, его распахнутые глаза смотрят в небо. Мертвые не могут видеть, но я могу. Я вижу многое. Всегда видел. Слова и изображения соединяются в моем уме, странным образом, и где бы я ни был, я замечаю все детали. Как сейчас. Вик не трус, но его лицо искажено страхом. Обтрепанные до ниток рукава на пальто мертвого мальчика плывут по воде, в том месте, где свисают руки. Его тонкие колени и босые ступни сияют белизной на руках Вика, в то время как тот подходит ближе к берегу. Офицер уже заставил нас снять ботинки с тела. И сейчас он покачивает ими взад‑вперед, ухватившись за шнурки, намекая на острую нехватку времени. Другой рукой он направляет круглый луч фонарика прямо мне в глаза. Я бросаю офицеру пальто. Ему приходится выронить ботинки, чтобы поймать его. ‑ Можешь отпустить, ‑ говорю я Вику. ‑ Он совсем не тяжелый. Я один справлюсь. Но Вик тоже входит в воду. Теперь ноги мертвого мальчика намокли, и его черная гражданская одежда пропиталась водой. ‑ Не совсем похоже на Прощальный банкет, ‑ выкрикивает Вик офицеру. В его голосе звучит гнев. |
