Тирликас спрыгнул со стула и поморщился:

— Товарищи, рад за вас, — он потряс ручищу Матвеича, — мысленно с вами, но мне пора: мигрень.

Рядом нарисовался Клык, посмотрел на идущую к нам Дарину и сказал:

— А вы Рину попросите сделать массаж головы. У меня как-то болела голова, так совсем прошло!

Девушка чуть не споткнулась. Остановилась, стала белее мела. Тирликас повернул к ней голову. Да что ж ты так палишься, Рина! Улыбнись, отшутись. Меня-то он вычислил и то не сразу, а лишь когда понаблюдал и заметил странности ведения боя и удивительные вспышки работоспособности.

— Да, хорошо… — пробормотала она, огляделась. — Нужен свободный стол, чтобы сесть и упереться…

Витаутович смерил ее взглядом и отмахнулся.

— Что за чушь. Нашли место! Пусть девочка отдыхает.

Он распрощался со всеми и вышел, а Рина так и осталась стоять, пока я к ней не обратился:

— Тебе что-нибудь заказать?

Она приложила руку к груди, проводила взглядом Витаутовича, исчезнувшего за стойкой — черный ход вел через кухню — и проговорила чужим голосом:

— Капучино.

Я взял ей чашку, себе — безалкогольное пиво, и мы устроились с краю барной стойки. Погосян, который вроде как нас благословил на отношения, все равно бросал взгляды, полные ревности. Я придвинулся и прошептал:

— Он не телепат и не вычислит тебя, если ты сама себя не выдашь. Так что не переживай.

Лилась ненавязчивая музыка, растворяя мой шепот.

— Легко сказать, — прошептала она, и ее голос утонул в аплодисментах.

Это вышел Димидко для очередной вдохновенной речи о том, какие мы молодцы.

Оратором он был так себе, но сейчас энергия в нем бурлила и выплескивалась, и каждое заряженное слово отзывалось в душе каждого. Даже Кирилл развесил уши, заулыбался, и глаза его заблестели.

В нас никто не верил, но мы вышли в Первую лигу!

Благодаря нашему вратарю Союз победил Англию!

Нас ждет вышка! А до того именно нам выпала честь играть с «Кардиффом»!

Парни выпили по второй кружке пива, выступили по третьей, и воцарилась благостная атмосфера хмельной расслабленности, которая удивительным образом передавалась и мне. Дарина тоже расслабилась, хотя не пила.

Время пролетело незаметно. В десять ушли Погосян и Колесо, а остальных Кирилл попросил на выход в одиннадцать. Клыка встретила Маша и куда-то утащила, Микроб с тоской на них посмотрел и пошел с Димидко, о чем-то с ним жарко споря.

Несколько минут — и вот мы с Дариной остались вдвоем посреди теплой августовской ночи. Не спрашивая я отправился ее провожать. Между нами будто протянулась леска, связывающая нас одной тайной. Мы шли молча, чуть касаясь друг друга руками.

Людей на улицах встречалось мало. В основном попадались подростки по одному и компаниями. Одна компания, парни лет по четырнадцать-пятнадцать во главе со здоровенным лбом, похоже, меня узнала, и пришлось ускорить шаг.

Подростки зашептались, вскочили со скамейки, но за нами не пошли. Отчего-то было тревожно. Ощущение, словно кто-то постоянно смотрит в спину. Но сколько я ни оборачивался — никого. Один раз только померещился силуэт, шмыгнувший в кусты, но это оказалась игра теней.

Возле подъезда мы остановились. Пришла пора расходиться, и я поймал себя на мысли, что не хочу отпускать Дарину, потому что она — часть теплого, светлого, радостного. Стоит развернуться и уйти — и очарование рассеется. Девушка чувствовала нечто похожее. Ей хотелось пригласить меня на чай, но она боялась непонятно чего.

А мне не хотелось ее обнадеживать.