Джозеф резко вскинул голову.

— Разожги костёр посильнее, Хуанито. Поставлю-ка я разогреть немного кофе. Холодная нынче ночь.

Хуанито наломал ещё веток и сухим суком разворошил угли возле своего каблука.

— Мне захотелось вернуться. Мне было одиноко. А всё то, древнее, ушло из вас?

— Да, ушло. Во мне его никогда и не было. Тебе здесь делать нечего. Здесь только я.

Хуанито, словно желая коснуться ладони Джозефа, протянул руку, но затем отдёрнул её.

— Почему вы остались? Говорят, скотину перегнали, а вся ваша семья уехала. Давайте тоже уедем отсюда, сеньор.

Хуанито взглянул на освещённое огнём лицо Джозефа и увидел, как помрачнел его взор.

— Здесь только скала и ручей. Я знаю, что будет. Ручей уйдёт под землю. Скоро он пересохнет, мох пожелтеет, потом побуреет и будет крошиться в руках. Потом останусь только я. Я останусь, — его глаза лихорадочно заблестели. — Я останусь до тех пор, пока не умру. И когда это произойдёт, не останется ничего.

— Я останусь с вами, — сказал Хуанито. — Дожди пойдут. Я подожду здесь с вами до тех пор, пока не пойдут дожди.

Джозеф склонил голову.

— Ты мне здесь не нужен, — с горечью сказал он. — Слишком долго придётся ждать. Теперь здесь есть только день и ночь, тьма и свет. Если ты останешься, появится тысяча других перерывов, чтобы растянуть время, перерывов между словами и больших промежутков между шагами. Рождество скоро? — внезапно поинтересовался он.

— Рождество прошло, — сказал Хуанито. — Через два дня будет Новый год.

— А-а, — Джозеф вздохнул и откинулся на седло. Он заботливо огладил бороду. — Новый год, — тихо сказал он. — Ты видел какие-нибудь облака, когда подъезжал сюда, Хуанито?

— Ни одного, сеньор. Я подумал, что это был небольшой туман, но, посмотрите, луна без окаймления.

— С утра должны быть облака, — сказал Джозеф. — Новый год уже скоро, должны быть облака.

Он снова наполнил ведро и выплеснул его на скалу.

В то время как луна, двигаясь по кругу, скользила в небесах, они молча сидели у костра, снова и снова подбрасывая в него ветки. Ударил мороз, и, ожидая, пока ведро медленно наполнится водой, Джозеф передал Хуанито одно из своих одеял, чтобы тот мог закутаться. Хуанито не задавал о скале никаких вопросов, и тогда Джозеф объяснил:

— Я не могу позволить пропасть зря ни капле воды. Пока её недостаточно.

Хуанито толкнул себя.

— Неважно вы выглядите, сеньор.

— Со мной-то, конечно, всё в порядке. Я не работаю, ем мало, но со мной всё в порядке.

— Не стоит ли вам подумать о том, чтобы встретиться с отцом Анхело? — внезапно спросил Хуанито.

— Со священником? Нет. А зачем мне с ним встречаться?

Словно протестуя, Хуанито вытянул руки.

— Не знаю, зачем. Он человек мудрый и всё-таки священник. Он рядом с Богом.

— Что он сможет сделать? — живо поинтересовался Джозеф.

— Не знаю, сеньор, но он — человек мудрый и всё-таки священник. После всего того, что произошло, я, прежде, чем уехать, поехал к нему и исповедался. Он — человек мудрый. Он сказал, что вы — тоже мудрый человек. Он сказал: «Когда-нибудь этот человек постучится в мою дверь». Вот что сказал отец Анхело. «Когда-нибудь он придёт, — сказал он. — Может быть, это случится ночью. Ведь его мудрости нужна сила». Он какой-то странный человек, сеньор. Выслушает исповедь, наложит покаяние, а потом иногда скажет такое, что люди и не поймут.