Раз в две недели Джозеф верхом отправлялся в Нуэстра-Сеньора за съестными припасами. В начале осени он обнаружил там ожидавшее его письмо.

Томас сообщал только: «Трава здесь есть. Мы потеряли три сотни голов скота по дороге. Потеря большая. С Рамой и детьми всё в порядке. Из-за засухи плата за выпас очень высока. Дети купаются в реке».

В посёлке Джозеф разыскал Ромаса, который скупо поведал ему про переход через горы. Он рассказал о том, как коровы одна за другой падали на землю и, когда их понукали, не поднимались, а только устало смотрели в небо. По словам Ромаса, у них совсем не оставалось сил. Заглянув им в глаза, он выстрелами добивал обессиленных животных; утомлённые глаза замирали, стекленея, но не меняли выражения. Мало кормов, мало воды — и стада заняли всю дорогу, по которой передвигались. Жившие вдоль неё фермеры были весьма недовольны. Они дозорами охраняли свои участки и убивали каждую скотину, пытавшуюся проникнуть за изгородь. Дороги были завалены покрытыми пылью тушами, и в воздухе все время стоял запах гнилого мяса. Боясь, как бы детей не стошнило от вони, Рама завязала им лица мокрыми носовыми платками. Количество миль, которое проходили ежедневно, становилось всё меньше и меньше, усталый скот отдыхал всю ночь, не находя корма. Поскольку поголовье сокращалось, назад отослали одного погонщика, потом ещё одного, но Ромас с ещё двоими оставался до тех пор, пока поредевшее стадо, напрягшись из последних сил, не дотянулось до реки и, подогнув копыта, не завалилось, чтобы отдохнуть и отъесться за ночь. Ромас улыбался, когда бесстрастным голосом рассказывал об этом. Закончив доклад, он быстро зашагал прочь, бросив через плечо: «Ваш брат со мной расплатился», — и скрылся за дверями салуна.

У Джозефа, слушавшего отчёт, всё внутри заныло от тупой боли, и он был рад, когда Ромас ушёл. Забрав припасы, он поскакал назад, в укрытие. Никогда ещё не видел он такой высохшей земли, пересечённой длинными изломанными линиями трещин. Он ехал, не чувствуя прикосновений ломкого кустарника. Его сознание превратилось в пыльную дорогу, на которой умирал обессиленный скот. С грустью пришлось ему узнать, что на защищавшие его сосны ополчился новый враг.

Подлесок на поляне был теперь лишён признаков жизни, но прямые стволы деревьев по-прежнему охраняли скалу. Засуха уже начала неспешно распространяться по поверхности земли, губя все низкие вьющиеся растения и кусты, но корни сосен, проникшие к подножью скалы, всё ещё получали немного воды, а иголки были всё ещё тёмно-зелёного цвета. Попав на поляну, Джозеф потрогал скалу, желая убедиться, что на ней есть влага, и внимательно обследовал ручей. В тот раз он впервые сделал отметки уровня воды, чтобы можно было определить, как быстро ручей обмелеет.

В декабре ударил злой мороз. Солнце, всходя, весь день оставалось красным, а северный ветер ежедневно волнами налетал на округу, наполняя воздух пылью и обрывками сухих листьев. Джозеф спустился к домам и взял палатку для ночлега. Пройдя мимо притихших домов, он запустил ветряную мельницу и мгновение слушал, как она волнами гнала воздух к соснам, а затем повернул рукоятку, которая остановила лопасти. Не оглядываясь на дома, он поехал по косогору и немного сократил путь, обогнув могилы у подножья холма.

Днём он увидел шапки тумана над западной грядой. «Надо съездить к старику, — подумал он. — Он мне многое мог бы рассказать».