— Этот дом — твой! — сказал лейтенант. — Устраивайся поудобнее! Я пошлю тебе слугу, который принесет все, что может тебе понадобиться. Отдохни немного с дороги, а потом я снова тебя навещу.

Пфотенхауер был чрезвычайно доволен оказанным ему приемом. Еще бы: ему выделили целый дом и при этом даже не поинтересовались его именем и целью его приезда!

Через несколько минут после того, как лейтенант покинул «гостиницу», снаружи раздался звон гонга и зычный голос глашатая:

— Собирайтесь на молитву! Солнце вот-вот исчезнет на западе, настал час вечерней молитвы. Нет Бога; кроме Аллаха, и Мохаммед — Пророк Его! Так подтвердите же, что есть только один Бог! Аллах акбар!

Немец подошел к окну и увидел глашатая на галерее башенки. Внизу, на земле, люди опустились на колени, готовые к молитве. За их спинами виднелись ворота селения. Как раз в этот момент, когда глашатай призвал к молитве, в воротах показались несколько человек, по виду которых было заметно, что они приезжие. Эти люди тоже опустились на колени и только по окончании молитвы продолжали свой путь к токулу лейтенанта.

Это были солдаты, настоящие солдаты: все они, за исключением одного, носили форму египетского войска. Впереди всех шел офицер со знаками отличия капитана. Рядом с ним шагал человек небольшого роста, который тоже был одет в униформу, но какого-то странного вида. Она состояла из голубых штанов, доходивших их владельцу только до колен, и доисторического красного мундира французской армии с огромными шерстяными эполетами на плечах. Голову его увенчивало нечто вроде тюрбана, украшенного длинными перьями. Спереди мундир широко расходился, выставляя на всеобщее обозрение щуплую грудь, не прикрытую ни жилетом, ни рубашкой. Поверх мундира был надет кожаный пояс, на котором висели несколько кошельков, набитых разнообразными полезными мелочами. Из-за пояса торчали рукоятки ножа и двух пистолетов, а в руке незнакомец держал ружье необычайно большой величины. Этот человек с примечательной внешностью вошел к лейтенанту вместе с офицером, а четверо солдат остались стоять снаружи.

Всю эту картину Серый наблюдал при быстро тающем свете дня, а потом на улице стало совсем темно, и в хижину вошел присланный лейтенантом негр-слуга. Он зажег лампу, а потом снова удалился, чтобы принести гостю кувшин маризы и несколько свежеиспеченных лепешек.

Немного погодя к Пфотенхауеру заглянул Сын Тайны. Он пришел спросить, как немцу нравится его новая квартира.

— Она превосходна! — отвечал тот. — А где поселили тебя?

— В токуле Храпуна. Я думаю, он будет очень рад узнать об этом, когда вернется со своего дежурства.

— Я был немного изумлен, когда понял, что тебя здесь все знают. Ты, значит, уже бывал в Магунде?

— Да, как ты уже слышал.

— А как долго ты здесь жил?

— Несколько месяцев.

— Это было давно?

— Четыре года назад.

— Что привело тебя сюда?

— Прости, господин, это тайна.

— Вот как! Храпун упомянул что-то об Абдулмоуте. Выходит, ты и раньше знал его и Отца Смерти?

— Да, эфенди.

— И не сказал мне об этом ни слова!

— Не обижайся! Об этом я никому не рассказываю.

— Я ни в коем случае не собираюсь вмешиваться в твои дела. Скажи мне только одно: в тот раз ты приходил сюда один или с кем-нибудь?

— Об этом я тоже не могу говорить.

— Хорошо. Тогда давай поговорим о другом. Ты видел чужаков, которые недавно явились сюда?

— Да. Я был как раз в токуле лейтенанта, когда они пришли. Офицер прибыл на дахабии и спрашивал, можно ли бросить якорь в гавани.

— Откуда он идет?

— Он спускается по реке.