|
Я выбрал то, что хотел. Работу, которая по‑настоящему меняет жизнь людей. А многие мои коллеги вообще никогда не были в университете, но это не значит, что они дураки. Вспомни тех, с кем ты сам работал.
– Болваны! Шайка болванов! Кроме разве что Марка Мак‑Кейба. Марк был самый смышленый малый из всех, кого я знал. Прочел больше книг, чем профессора в колледже. Голова у него варила отлично. Но главное – он был профсоюзный деятель до мозга костей. И это такие, как ты, – твои шибко умные коллеги – решили, что будет правильно раскроить ему череп всего лишь за то, что бедняга имел храбрость объявить забастовку, протестуя против жирных свиней, которые правят страной. Ему проломили голову полицейской дубинкой, я сам это слышал. Звук такой, словно доску роняют на цементный пол. Ему вломили дубинкой по башке, и он три года только и делал, что тупо ронял слюну, а потом умер. Очень хороший был человек.
На том конце провода воцарилась тишина. Кардинал услышал, как отец шмыгает носом, и понял, что тот плачет. Отец, который почти всю свою долгую жизнь не выказывал почти никаких эмоций, кроме раздражения, теперь лил слезы всякий раз, когда говорил о прошлом. Это была не жалость к себе, а что‑то более глубокое – некая потаенная скорбь, которой он долго не давал выйти наружу. Минуту поплачет, потом перестанет.
– Все в порядке, папа?
Слышно было, как Стэн шумно втянул воздух носом.
– Туман превращается в дождь, – сказал он наконец. – Надо бы мне весной посадить циннии.
7
– Слушайте, – сказал Масгрейв, – я все обговорил со своим районным шефом. Я больше не работаю напрямую с этим уродцем из разведслужбы, который только и делает, что стучит на ноутбуке. Делаем так: я контактирую с вами, а вы – с ним.
– Мне показалось, Сквайр – не такой уж плохой парень, – заметил Кардинал.
– Вы ведь раньше не работали с разведкой?
– Нет.
– Бедняга, бедняга вы. В общем, – заключил Масгрейв, глядя на часы, – я зря потратил сорок пять минут жизни. Напомните‑ка, что мы здесь делаем.
Они ехали в машине без полицейских знаков, остановились на Мэйн‑Ист. Туман наконец сконденсировался в дождь и теперь барабанил по крыше.
Как только Кардинал поговорил с отцом, телефон зазвонил прямо у него в руке. Аресно сообщил, что отпечатки, найденные в охотничьей хижине, принадлежат Полю Брессару. Кардинал тут же отправился к охотнику домой. Жена Брессара, которая к половине второго уже успела принять изрядную дозу виски, сообщила ему, что Пол, скорее всего, в «Бильярдной Дуэйна». Кардинал не сказал, что он полицейский, а она была недостаточно трезвой, чтобы распознать в нем такового.
Вот как вышло, что они с Масгрейвом, сидя в машине без полицейских знаков на Мэйн‑Ист‑стрит, наблюдали за полуразрушенным входом в «Бильярдную Дуэйна».
– У Дуэйна развлекается всякая шушера – неудачники, которые никогда не смогут стать серьезными преступниками, – пояснил Кардинал. – Байкеры, которые провалили вступительный экзамен в клуб «Всадники Сатаны», итальянцы, которым не хватает ума, чтобы их приняли в ряды мафии.
– И его жена предоставила вам всю эту информацию? С чего это она вдруг так к вам воспылала?
– Вино развязывает язык.
– Оно еще и мутит рассудок.
– Скажите, Масгрейв, а ваша жена что – знает каждый ваш шаг?
– То, чего не знает моя жена, можно записать на целую гору дисков. Я ею горжусь.
– Прекрасно. Тогда подождем еще полчаса.
Они еще десять минут слушали, как дождь стучит по крыше машины, а потом показался «форд‑эксплорер». |