До поздней ночи продолжалось пиршество, слышался смех и разговоры. Много добрых слов пришлось на долю вождя Окуте и вождя Джо Кинга. У костров слышались старые песни. Инеа-хе-юкан-старший рассказывал о бизоньих охотах, в которых он принимал участие.

— Убивать не труднее, чем ловить. Но тогда бизонов были тысячи и нам не раз случалось попадать в толчею несущегося стада…

Кэт Карсон и Хаверман тоже чувствовали себя великолепно. Приезжие ковбои и шоферы, которые принимали участие в празднике, только за полночь разъехались по домам.

В долине наступила тишина, луна висела в небе над Белыми скалами. На лугу, на склоне паслись бизоны.

Окуте положил руку на плечо Стоунхорна:

— И я снова это увидел.

— Вези меня в больницу, Джо. Время.

Он повез свою молодую жену в большое светлое здание в поселке агентуры. Там ее приняли у него, а он остался ждать. Он ждал в этот раз без какого-либо чувства страха. Через двенадцать часов он мог полюбоваться двумя маленькими смуглыми существами, мальчиком и девочкой, и смог увидеть свою жену, которая после перенесенных мук лежала в заправленной белым постели.

Десять дней спустя он забрал свою семью и понял, что двухместный автомобиль скоро будет мал. Малыши были пухленькие и спокойные. Голос Стоунхорна звучал мягко, когда он обращался к ним. Близнецы требовали внимания молодой матери. Однако поездка в автомобиле не вызывала у них протеста.

Дома Квини нашла свою горячо любимую бабушку. Старая женщина была счастлива не менее, чем Квини. Она жила теперь с Окуте в типи и поддерживала там во всем тот порядок, в котором индейцы жили раньше. Причем у нее оставалось еще достаточно времени для Квини и детей.

Директриса миссис Холленд и несколько соучениц Квини приехали и пожелали счастья, а потом они приезжали и привозили задания. Стоунхорн ухаживал за своими лошадьми и бизонами и к вечеру был не менее усталый и не менее довольный, чем его жена.

Окуте незаметно наблюдал.

— Если ему ничто не помешает, он справится со своим делом, — сказал он Унчиде.

— Да, он настоящий твой сын, Инеа-хе-юкан.

Наступил конец июня. Квини подумала, что ее соученики по художественной школе скоро сдадут экзамены на бакалавра… Но еще чаще обращались ее мысли к собственным экзаменам, которые ей предстояло сдавать. Тем более что, как мать двоих детей, она могла посещать не все школьные занятия. И она ожидала экзамены с некоторым страхом. Однако она и тут осталась лучшей. В день праздника она пошла в мантии, в четырехугольном берете вместе со всеми. Фриз был завершен, и под впечатлением картины из истории своего народа слушала она школьный оркестр и речь суперинтендента Холи, который говорил о задачах и обязанностях молодых индейцев. На скамьях в зале сидели семьи. Халкетты пришли в полном составе, за исключением Генри, которому опять пришлось смотреть за домом и скотом. Окуте был тут, Унчида, Джо с обоими детьми.

Потом Квини отвлеклась от речи Холи, она думала о словах, которые произнес представитель учеников год назад в художественной школе перед своими товарищами. Она была индеанка, и она не хотела забывать земли и родников, травы и неба, Луны и Солнца и своих предков.

После торжественной части миссис Холленд дала ей письмо из художественной школы и письмо подруги Квини по художественной школе — Эллы, девушки из племени хопи. Уже проданная картина Квини, масло «Танец в ночи», должна быть представлена на выставке старого и новейшего индейского искусства в Вашингтоне.

Квини бросило в жар при мысли, что перед ней открывается новый путь, по которому она может идти дальше и действовать как человек искусства, как индеанка.