Грехи барона были всегда одними и теми же, и на этот раз он тоже привычно их перечислил, а потом нашел нужным сообщить священнику следующее:
— Хочу сразу предупредить вас, святой отец: если мой сын, на мое несчастье, окажется убитым, я отыщу убийцу и убью его, ни секунды не колеблясь.
В ответ священник счел нужным задать сеньору вопрос.
— Во-первых, — проговорил он, — мы пока ничего в точности не знаем. А во-вторых, почему бы вам не передать убийцу в руки королевского суда?
— Король слишком молод, чтобы заниматься подобными делами, а те, кто вершат правосудие вместо него, не внушают мне доверия. И потом, никто не сделает этого дела так хорошо, как я сам.
— Без всякого сомнения. Но всегда оставляйте себе несколько минут на размышление. Вы не знаете, что уготовила вам судьба. И если вы и в самом деле отыщете убийцу, вполне может случиться, что Господь Бог удержит вашу руку.
— Не надейтесь! Если я разыщу убийцу, я убью его, кем бы он ни был. Но сначала задам ему несколько вопросов!
— Вы примените... пытки?
— Чтобы узнать, кто вручил письмо? Не колеблясь. Ну и где же отпущение? Отпускайте же! Я тороплюсь!
— Вы поставили меня в весьма сложное положение. Ничто не мешает мне отпустить вам прошлые грехи при условии, что вы в них раскаиваетесь, но ведь вы уезжаете с твердым намерением совершить человекоубийство!
— Ничего подобного. Я собираюсь отомстить за сына, если...
— Отмщение в руках Господа.
— Я не спорю, но у Господа столько дел по этой части, что нужно ему немножечко помочь. Разве вы не согласны? Решайтесь же!
— Сделаем так. Поскольку вы ставите свою жизнь под угрозу, я отпускаю вам грехи, в которых вы раскаялись. А что касается будущего... Там и посмотрим!
На том они и порешили.
Полчаса спустя после того, как Губерт де Курси покинул замок, достойный пастырь с отеческой заботой принял оставшихся в замке дам. Они вошли в часовню, поддерживая друг друга, и лица их источали такую скорбь, что сердце доброго священника переполнилось сочувствием.
— Не позволяйте страху завладеть вашей душой, — посоветовал он, провожая их к семейной скамье и готовясь отслужить для них еще одну мессу. — Не теряйте доверия к Господу Богу, Он знает все, Он видит все, Он все понимает. Он не может остаться равнодушным к горю, что томит ваше сердце.
Лоренца сидела молча, закрыв лицо руками, а Кларисса ответила со вздохом:
— Он так велик, а мы — пылинки. Он вынужден следить за множеством пылинок, рассеянных по земле, разбираться со множеством молитв, что устремляются к Нему каждую секунду. Он не может заниматься всеми сразу.
— Не могу поверить, что вы отчаялись! Вы, госпожа графиня? Где же ваша вера?
— Она со мной. Но одно дело вера, а другое — наши печальные обстоятельства.
— А вы, госпожа баронесса, разделяете мнение вашей тети?
— Целиком и полностью, отец мой. В особенности потому, что не сомневаюсь: несчастье в этот дом принесла я. Без меня он был бы гораздо счастливее.
— Никогда не говорите подобных нелепостей!
— Почему, если я так думаю? Посудите сами, после моего замужества я прожила всего только две недели с мужем, которого обожаю. И те достались мне как подарок, потому что в канун венчания я получила письмо, в котором Тома грозили из-за меня смертью. А теперь? Какой ужас мы переживаем теперь! Может быть, я лишилась Тома, а у меня нет от него даже ребенка? Если нам не суждено больше встретиться, я этого не переживу!
Услышав эти слова Лоренцы, священник всерьез рассердился.
— Извольте замолчать! Говорить такое у меня в церкви! — Лицо добряка, окруженное ореолом седых волос, покраснело.
— Но если именно так я и думаю?
— Нет. |