За три часа они объехали почти всю станицу и остановили выбор на хуторе Пантелея Узана. Десяток саманных хат с крышами, крытыми камышом, и сараев — это все, что осталось от некогда большого хутора рода казацкого старшины. Заброшенные, с провалившимися крышами конюшни, потрескавшиеся от времени и артиллерийских разрывов бетонные чаны для выделки шкур и старый, раскинувшийся на добрых два гектара одичавший сад напоминали о том, что здесь когда-то кипела жизнь. Гражданская война, раскулачивание и снова война окончательно опустошили хутор. В двух хатах, чудом уцелевших после бомбежек и грабежей, проживали полуглухая баба Дуня Пацан и немногословная тетка Мария Узан. В полукилометре от хутора располагался заброшенный кирпичный завод. Он и карьер как нельзя лучше подходили для тренировок группы.

Определившись с местом, Рейхер и Петр прибыли к пункту заброски. Шойрих, напуганный таким оборотом дела, встретил их у ворот и пытался затащить в столовую. Но Рейхер наотрез отказался от ужина и приказал курсантам перегрузить из машины все имущество, оружие, ящики с патронами и взрывчаткой в две подводы. После этого группа в полном составе отправилась на хутор. Их появление смертельно напугало старух; они суматошно заметались по двору. Рейхер не стал с ними церемониться — приказал перебраться в летние кухни и запретил без разрешения выходить на улицу.

Разгрузив подводы, диверсанты разбрелись по хатам занимать места и устраивать походный быт. Но Рейхер не дал им расслабиться, через полчаса снова собрал всех во дворе и, несмотря на то что на улице начало смеркаться, разбил их на две группы. Одну группу он возглавил сам, другую поручил Петренко и повел всех к кирпичному заводу.

Давно потухшие печи для обжига кирпича и пустые склады подходили для стрельб и отработки приемов рукопашного боя, а карьер, где раньше добывалась глина, оказался идеальным местом для тренировки взрывников. С этого часа и в течение следующих семи дней с раннего утра и до позднего вечера территорию кирпичного завода сотрясали взрывы и бешеная стрельба. Рейхеру и Петренко лишний раз не приходилось подгонять диверсантов, в тылу у большевиков им предстояло рассчитывать только на самих себя, и потому они тренировались до седьмого пота.

За время тренировок дальняя стена печи для обжига, исклеванная пулями, стала напоминать морскую губку, а карьер выглядел так, будто над ним не один час работала авиация. Однако Рейхер не давал отдыха ни себе, ни другим. Занятия заканчивались с наступлением темноты. Под монотонный звук дождя диверсанты, волоча ноги по непролазной грязи, возвращались в хаты и, перекусив, тут же валились спать, чтобы на следующий день, еще до наступления рассвета, все повторять сначала.

Подходили к концу восьмые сутки подготовки диверсионной группы. Хутор Пантелея Узана ненадолго погрузился в тревожный сон. И только часовые продолжали бодрствовать, настороженно вслушиваясь и вглядываясь в коварную ночную темноту, ловя каждый звук и шорох.

Долго не могли уснуть в летних кухнях и баба Дуня с теткой Марией. Подрагивая от холода и страха, испуганные женщины ворочались с боку на бок под застиранными до дыр старыми половыми подстилками и молили Бога, чтобы эти мрачные постояльцы поскорее убрались восвояси.

Приближался рассвет. На этот раз русские бомбардировщики, пролетев над хутором, взяли курс на порт Тамань, и часовые не стали поднимать тревоги. Вскоре с запада донеслись лай зениток и глухие разрывы тяжелых авиабомб. Земля на бомбежку отозвалась жалобными вздохами. Стены хат и сараев задрожали мелкой дрожью, с потолков посыпалась побелка. Затем все затихло, и больше ничто не нарушало хрупкого покоя природы, безмерно уставшей от войны и бессмысленной жестокости человека.

Перед рассветом подозрительные шорохи и хруст веток в саду подняли на ноги часовых. Чернильную темноту разорвала короткая автоматная очередь. В ответ донесся мучительный всхлип, а спустя минуту со стороны реки послышался треск замерзшего камыша.